Боковые стороны Алтаря Мира покрыты историческими рельефами, запечатлевшими торжественную процессию в день освящения жертвен­ника: императора с семьей, сенаторов с женами и детьми, ликторов и жрецов. На хорошо освещавшейся солнцем южной стороне показана императорская семья, на северной — сенаторы. Восходящая к Республике точность портретного воспроизведения лиц сохранялась, но начинали ис­чезать естественность и непринужденность персонажей, усиливались ноты официальности. Римлянин выступал здесь уже как подданный Империи и все слабее выражались его гражданственные идеалы. Жиз­ненной системе принципата была чужда чувственность эллинистических образов. Ее сменял классицизм с рационалистичностью, вполне устраи­вавшей Августа в его художественной политике. Эти тенденции заметно проявились и в скульптурном портрете.

В годы Августа портретисты меньше внимания обращали на неповто­римые черты лица, сглаживали индивидуальное своеобразие, подчеркива­ли в нем нечто общее, свойственное всем, уподобляя одного подданного другому, по типу, угодному императору. Эта норма особенно отчетливо видна в портретах самого Октавиапа. Создавались как бы типичные эта­лоны. Образец статуи полководца дает ватиканское изваяние Августа, найденное у Прима Порта. Принцепс выступает здесь как потомок богов с Амуром на дельфине у ног, герой, являющийся народу во всем своем величии, а также победитель в битвах, о чем рассказывают рельефы пан­циря. В статуе из Эрмитажа Август показан как Юпитер сидящим на троне с Викторией в одной руке и скипетром в другой. В некоторых памятниках Август представлен в тоге великим понтификом с накину­тым на голову краем одеяния. Сохранившиеся бюсты Августа изображают его обычно полным сил, молодым, атлетически сложенным. Идеализация образа сказывается в портретах августовского классицизма, для которых характерно смягчение республиканской конструктивности форм, графи­ческая трактовка складок, одежд, локонов волос, черт лица.

Не могло не оказывать воздействия на искусство древнего Рима завоевание эллинистической скульптурой пространства. Особенно сильно оно проявилось в годы Поздней республики и раннего принципата и портретных статуях с открытыми пластическими формами. Однако клас­сицизм начал сдерживать эти тенденции, сковывать пластическую дина­мику строгими официальными рамками. Эллинистическое ощущение про­странства, воспринятое уже римскими мастерами Поздней республики, в годы Августа сменилось классицистической собранностью и концентри­ческими композиционными принципами. В портретной скульптуре вая­тели любили теперь оперировать крупными, мало моделированными плоскостями щек, лба, подбородка. Это предпочтение плоскостности и отказ от объемности, особенно ярко проявившиеся в декоративной живописи, сказывались в то время и в скульптурных портретах.

Во времена Августа больше, чем раньше, создавалось женских портре­тов и детских, весьма до этого редких. Чаще всего это были изображе­ния жены и дочери принцепса, в мраморных и бронзовых бюстах и ста­туях мальчиков представали наследники престола. Официальный характер таких произведений сознавался всеми: многие состоятельные римляне нередко устанавливали в своих домах такие изваяния, чтобы подчеркнуть расположение к правящему роду. Широкое признание получали также украшавшие перистильные дворики копии с оригиналов прослав­ленных греческих ваятелей. Активно работали скульпторы неоаттической школы, наполняя многочисленными классицизирующими статуями дома и общественные здания столицы.

Изменения художественных форм в архитектуре и скульптуре отчет­ливо видны и в живописных декорациях. В начале правления принцепса стены расписывались еще во втором стиле, как бы вводившем простран­ство в границы дома. Образец перехода к третьему стилю — роспись дома на правом берегу Тибра, близ виллы Фарнезина. Перспективные со­кращения исчезли, чаще появлялись большие плоскости, восстанавливав­шие ощущение стены. Третий стиль существовал до 50-х годов I в.; уже ранние композиции свидетельствовали о новом отношении художника к пространству, вновь замыкавшемуся в границах дома. Мастера третьего стиля, отказываясь от декораций, нарушавших плоскость стены, возвра­щали интерьеру замкнутость, чувство торжественной статики и покоя сменяло ощущение динамических прорывов стен и подвижности декора­ций. Хороший пример раннего третьего стиля — росписи атрия помпеянского дома с театральными картинами на улице Изобилия. Нижняя треть стены красного цвета понималась как цоколь под живописными голубыми панно с небольшими в центре квадратными клеймами; на одном из них изображены актеры с театральными масками.

В росписях раннего третьего стиля много элементов египетского ис­кусства (бутоны лотоса, сфинксы, небольшие фигурки божеств), оценен­ного по достоинству римлянами. Принципы жестких, веками узаконен­ных канонов были созвучны августовскому классицизму. Много в третьем стиле клейм с пейзажными видами, натюрмортами, портретами. Создава­лись и крупные композиции сюжетного характера, подобные «Альдобрандипской свадьбе», где жизненная сцепа обретала торжественность и воз­вышенность.

Живописному декору третьего стиля соответствовали располагавшие­ся в помещениях стуковые рельефы, обычно украшавшие сводчатые по­толки. Поверхность свода в интерьере римского дома у виллы Фарнезина, разделенная на квадраты, ромбы, круги, прямоугольники, покрывалась невысокими рельефами. Слегка выступавшие из фона изображения людей, животных, цветов, птиц, деревьев, скал сообщали плоскости оча­рование ожившего пространства; монохромность стуковых рельефов, светлых, как и фон, придавала композициям характер таинственного видения, появлявшегося и исчезавшего в зависимости от менявшегося освещения.

В искусстве времени Августа многое изменилось по сравнению с республиканским. Это были годы оживленной строительной деятельности, широкого распространения скульптурного портрета, пристального внима­ния к оформлению интерьера фресками, мозаиками, стуковыми рельефа­ми, статуями. В художественных образах находили выражение новые взаимоотношения людей, человек начинал выступать уже не граждани­ном республики, но в иной своей сущности, как подданный императора. Искусство становилось государственной деятельностью, во многом под­чиненной вкусам принцепса. Империя все заметнее накладывала отпеча­ток на творчество мастеров. Официальность в произведениях искусства усиливалась, и в связи с этим принижалась роль народных традиций. Возвеличивание приицепса способствовало усилению подобострастия и лести, вело к утрате искренности. В культовых и надгробных изображе­ниях все в большей степени выступают элементы обобщенности в ущерб детальности, так ярко проявлявшейся в республиканских портре­тах. Хотя Август всегда делал вид, что укрепляет традиции Римской республики, сильно возросло значение эллинского наследия, потеснив­шего собственно римское.

Эволюция искусства от раннереспубликапского к позднереспубликан-скому и августовскому глубоко противоречива: с одной стороны, в нем обнаруживалась широта охвата мира, с другой — давали о себе знать многие ограничения — пространственность в скульптуре сменялась плос­костностью, объемность — графичностью. Заметно новое ощущение вре­мени: в августовском искусстве оно будто застывало по сравнению с динамичностью позднереспубликанского, выступая в торжественном предстоянии человека перед храмом на Форуме Августа и в ритмике почтительного движения в рельефах Алтаря Мира. Изменялся характер художественных форм: грубоватость и прямота республиканских образов сменялись изяществом и льстивостью императорских. Империя с ее гран­диозными замыслами начинала проявлять себя в художественном отно­шении. Памятники раннего принципата предвосхищали то, что будет столь ярко выражено в первом и втором периодах расцвета римского искусства.