Марья Андреевна вынуждена принять предложение состоятель­ного чиновника Беневоленского, которого она не любит и не может даже уважать. Это тяжкая жертва, принесенная ради матери, ради благополучия семьи. Горьким пророчеством звучат слова Хорькова о будущем Марьи Андреевны: «Слезы, слезы . вечные слезы . чахот­ка, не живши, не видавши радостей жизни .»

Островский не оставляет никаких иллюзий в отношении будущего своей героини. В горькой судьбе Марьи Андреевны драматург видит чудовищную несправедливость, в которой виновато общество.

В начале 50-х годов в творчестве Островского намечается своеоб­разный перелом. Писатель на время отходит от обличительной лите­ратуры, от традиций «натуральной школы». Сказался невыносимый гнет цензуры, отразившийся на судьбе первых пьес драматурга. Кроме того, на его взгляды оказали известное влияние идеи и теории «молодой редакции» «Москвитянина» (почвеннической), где Ост­ровский печатал свои первые пьесы. Драматург был увлечен внима­нием критиков и поэтов журнала (А. А. Григорьева, Е. Н. Эдельсона и др.) к основам русской народной жизни, к языку, фольклору, нрав­ственным и эстетическим идеалам народа. Все это привело к извест­ным переменам в его творчестве, породило новые художественные задачи.

В 1853 году в письме к М. П. Погодину, редактору «Москвитяни­на», Островский предельно четко изложил суть происшедших с ним перемен. В этот период он даже отказывался от желания увидеть

«Свои люди — сочтемся» на сцене. Островский писал: «О первой ко­медии я не желал бы хлопотать потому: 1) что не хочу нажить себе не только врагов, но даже и неудовольствия; 2) что направление мое начинает изменяться; 3) что взгляд на жизнь в первой моей комедии кажется мне молодым и слишком жестким; 4) что пусть лучше рус­ский человек радуется, видя себя на сцене, чем тоскует. Исправите­ли найдутся и без нас. Чтобы иметь право исправлять народ, не обижая его, надо ему показать, что знаешь за ним и хорошее; этим-то я теперь и занимаюсь, соединяя высокое с комическим. Первым об­разцом были „Сани", второй оканчиваю».

В комедии «Не в свои сани не садись» и в двух других пьесах нового направления — «Бедность не порок» и «Не так живи, как хочется» — Островский осуществляет высказанное в письме к Пого­дину намерение изобразить положительные черты народного харак­тера. Драматург увлекается изображением «вечных» основ народной морали и этики. Купечество он считает теперь хранителем заветов и преданий старой, патриархальной Руси. Купцы вышли из народа и не утратили связи с ним. Вместе с тем капитал ограждает их от угнетения, от крепостнического гнета, ломающего характер крестьянина. На этом основании Островский ищет именно в ку­печеской среде положительного героя, возможности духовного воз­рождения человека, его способности отрешиться от губительных страстей.

Драматург ориентируется на широкого народного зрителя, много думает о создании народной драмы и театра. Сюжеты пьес этого вре­мени напоминают по своей простоте народную притчу, характеры очерчены яркими, сочными красками, ясны и определенны. Смысл пьес предельно доходчив, порой откровенно нравоучителен. Оканчи­вались эти пьесы благополучно. Но благоприятный для героев фи­нал, как правило, происходил в результате счастливого случая, удач­ного стечения обстоятельств. В этом сказывалась глубинная худож­ническая правдивость Островского при обрисовке общей картины нравов купеческого сословия. На это обратил внимание Добролюбов, говоря об образе Дуни Русаковой в комедии «Не в свои сани не садись»: «Для восстановления прав невинной, но опозоренной девушки нужна великодушная выходка Бородкина, совершенно исклю­чительная и несообразная с нравами этой среды .» Да и произвол случая, приводящего к счастливой или трагической развязке, вы­текал из сути самой жизни, где человек оказывался в полной зави­симости от тех, кто имел силу и власть.

Славянофилы приветствовали новые тенденции в творчестве дра­матурга. Чернышевский резко критиковал автора за идеализацию купеческого быта.

«Не в свои сани не садись» и «Бедность не порок» были первыми произведениями Островского, увидевшими свет рампы. Они шли не только в Москве, но и в Петербурге. В этих пьесах раскрылось даро­вание П. М. Садовского и Л. П. Никулиной-Косицкой, впоследствии выдающихся актеров театра Островского. Спектакли стали события­ми в театральной жизни Москвы.

После успеха этих пьес на сценах Малого и Александрийского театров положение Островского-драматурга заметно улучшилось.

Общественный подъем, наступивший в России после смерти Ни­колая I и окончания Крымской кампании, увлекает и Островского. Он вновь обращается к проблемам современной жизни. Связи со сла­вянофилами оказались недолговечными. С 1856 года драматург сбли­жается с революционно-демократическим журналом «Современник».

В декабре 1855 года Островский закончил новую комедию — «В чужом пиру похмелье». Центральный образ купца-самодура Тита Титыча Брускова стал олицетворением тупости, своеволия, бессмыс­ленного упрямства, нравственной темноты, жадности — всего того, что входило в понятие «самодур». Добролюбов высоко ценил обли­чительное значение этого образа. В статье «Темное царство» критик писал: «Здесь есть все — и грубость, и отсутствие честности, и тру­сость, и порывы великодушия,— и все это покрыто такой тупоумной глупостью, что даже люди, наиболее расположенные к славянофиль­ству, не могли одобрить Тита Титыча Брускова .»

Предреформенная эпоха, влияние передовых общественных сил страны все явственнее ощущались в творчестве Островского. Круг тем драматурга значительно расширяется, проблематика пьес дела­ется особенно острой и злободневной. В 1856 году Островский пишет одно из самых значительных произведении этого периода — комедию «Доходное место». Автор на время отходит от купеческого сословия,— героями его драмы становятся чиновники. Их жизнь, образ мыслей, нормы морали — в центре внимания драматурга.

Островский изображает чиновничество как особый, самостоятель­ный мир, со своей этикой, своими представлениями о чести. Если герои «Ревизора» Гоголя все же боялись возможного наказания за «грехи», то чиновники Островского полностью уверены в своей безнаказанности и правоте. Они даже не допускают мысли о том, что их деятельность аморальна, бесчестна. Взяточничество стало нормой, законом жизни чиновника.

Интересна в этом смысле сцена в трактире, когда Белогубов отмечает очередную крупную выручку — получение «благодарно­сти» от просителя. Один из гостей рассказывает о подделке векселя, что вызывает у Белогубова и Юсова благородное негодование. «Это уже подлость! За это выгнать нужно!» — возмущается Белогубов. «Именно выгнать. Не марай чиновников»,— присоединяется Юсов.

И Белогубов и Юсов — взяточники; последний уже нажил себе со­стояние, первый с успехом берется за осуществление этой цели. Но, возмущаясь поступком чиновника, они вовсе не лицемерят. Подделку векселя они считают мошенничеством, а не делом. Взятка же берется за дело. «Ты возьми, так за дело, а не за мошенничество. Возьми так, чтобы и проситель был не обижен, и чтобы ты был доволен»,— по­учает Юсов.