Так любовь вступает у Вергилия в противоречие с идиллическим покоем деревенской жизни. Но она — не единственная сила, вторгающаяся в лелеемый поэтом бу­колический мир. В других эклогах он говорит о волную­щих его современников идеологических и политических вопросах, намекает на события, касающиеся его собствен­ной биографии, создает аллегорию, философствует.

Нам известно, что в 41 году имение Вергилия было конфисковано, а затем возвращено ему. Этот факт осмыс­ливается в эклоге 1. Здесь беседуют два пастуха. В жало­бах одного из них, Мелибея, потерявшего свой скудный участок земли и вынужденного покинуть родину, чув­ствуется горечь, которую испытывали италийские крестья­не, измученные гражданскими войнами, истомленные не­урядицами, сгоняемые с земли и тоскующие о мирной жизни. В контрастно звучащий дуэт двух пастухов вры­ваются реальные события, взятые поэтом из жизни:

Тщательно вспаханный пар получит солдат нечестивый,

Варвар — эти посевы! Вот куда привело несогласье

Граждан несчастных у нас! Для них мы поля засевали!

Собеседник Мелибея Титир чудом уцелел среди этих опасностей:

Счастлив ты, старец: твоими поля останутся вечно.

Их довольно тебе, хоть голый камень повсюду,

Пастбища ж топь окружила в болоте растущей осокой .

.Счастлив ты, старец! Вкушать средь знакомых потоков

И священных ручьев тенистую будешь прохладу.

И Титир, действительно, чувствует себя счастливым. Для него мир идиллии остался неразрушенным, и он от лица поэта, как полагают, благодарит Октавиана за то, что тот сохранил ему этот буколический мир, оставил счастье наслаждаться пастушеской жизнью.

О, Мелибей! То бог нам этот покой предоставил,

Ибо он будет мне богом всегда, и алтарь его часто

Нежный козленок из наших хлевов напоит своей кровью.

Он моим быкам ходить, как видишь, позволил,

Мне же играть, что хочу, на простой тростниковой свирели

Полагают, что это сам поэт устами пастуха воздает благодарность «богоподобному юноше» за сохраненное имение и почти обожествляет Октавиана задолго до офи­циального создания его культа. Этой темы Вергилий ка­сался еще раньше, в эклоге 5, где в обожествлении Даф­ниса древние видели аллегорический рассказ об обожест­влении Юлия Цезаря.

В рамках буколического жанра возникают, таким обра­зом, не только намеки на личные, биографически досто­верные события, не только показаны судьбы и пережива­ния италийского крестьянства, связанные с определенными событиями политической и социальной жизни, но не ме­нее отчетливо звучит рассказ о тех потрясениях, которым подвергается буколический мир, с трудом сохраняемый для немногих, а в образе Мелибея тоска по этому миру и мечта о счастье контрастно противостоят настроению Титира и едва ли не более убедительны.

Вергилий приходит к мысли, что поэзия — единствен­ное средство сохранить целостность своего внутреннего мира. Еще раньше Катулл открыл, что духовность любви неотъемлема от человеческой жизни. Теперь же, в век Августа, возникает потребность при помощи поэзии осо­знать и сформулировать эту духовность. Боги делают ис­кусство пастухов у Вергилия даром небес; слабый и бес­сильный перед жестокостями этого мира Меналк (экло­га 9) был неспособен, как и его земляки, противостоять пришельцам, нарушающим закон и право, отнимающим землю, т. е. основу жизни, у ее исконных владельцев; но он обретает силу и возвращает себе свое благополучие только благодаря искусству песен. Наиболее сложны для понимания эклоги 6 и 4. Начав эклогу 6 с восхваления своего покровителя Вара, поэт лишь намечает буколическое ее обрамление, а в центре поме­щает пересказ песни Силена о происхождении мира и об его истории.

В эскизном перечне мифов наибольшее внимание уде­лено легендам о несчастной любви, преступлениях и стра­даниях. Но в старые легенды вплетается рассказ об исто­рически реальной личности — поэте Галле. Этим приемом Вергилий как бы подчеркивает связь приводимых им ми­фов с современной жизнью и глубже осмысливает этот мир, в котором так много горя.

Наконец, в эклоге 4 поэт ставит перед собой задачу воспеть в форме пророчества о рождении чудесного мла­денца наступление великих времен и дать описание гря­дущего Золотого века.

После примирения Октавиана с Антонием Вергилий надеется на прекращение войн и возлагает большие на­дежды на Брундисийский мир. В этой эклоге поэт выра­жает чаяния различных слоев италийского общества. В символико-мифологической форме описывает он чудесную жизнь, которая наступит с рождением младенца и будет все улучшаться по мере роста ребенка. Сам поэт готов стать певцом этих событий.

Глянь, как колеблется мир своим весом дугообразным,

Земли, и моря простор, и само глубокое небо,

Глянь, как ликует весь мир, грядущему радуясь веку.

Если б от жизни мне долгой последняя часть хоть осталась,

Если б хватило дыханья твои деянья прославить,

Ни Орфей бы, ни Лин не смогли победить меня в песнях

До сих пор существуют различные мнения о том, кого имел в виду Вергилий, воспевая младенца, который при­несет благоденствие. Одни считали, что Вергилий пропо­ведует идеи мессианизма и что в образе ребенка он изоб­разил грядущее явление Мессии — искупителя человече­ского зла. На этом основании в поэте ошибочно видели пророка — провозвестника христианства. Существует так­же ряд предположений, связывающих концепцию Золотого века у Вергилия с появлением на свет того или иного реального младенца: ожидавшегося ребенка Октавиана, сына консула 40-го года Азиния Поллиона, которому по­священа эклога, или кого-то другого. Но даже если пред­положить, что Вергилий имел в виду конкретное дитя, мо­жет быть, сына Поллиона, образ этого чудесного ребенка становится у него гораздо более значительным и спле­тается с символическим представлением о грядущем Золо­том веке, который и воспевает поэт в эклоге 4.

Историческое значение «Буколик» заключается в том, что Вергилий создал в них утопический и идеальный мир, который он хотел бы видеть свободным от горя, жизнен­ных тревог и неурядиц, наполняющих реальный мир; он показал силы, потрясающие и раздирающие этот мир; внес в идиллию субъективные переживания отдельного чело­века, с силой и глубиной раскрыл любовную тему. Впервые в римской литературе заговорил Вергилий об обожест­влении правителя и дал утопическую картину Золотого века.

2.2 Любовная лирика

Лирические стихотворения Вергилия обладают не свой­ственной ранее римской поэзии стройностью, цельной и законченной формой, правильным соотношением частей, симметрией, единством и упорядоченностью, в которых уже нет пестроты неотерической поэзии.

В условной форме эклог Вергилия намечается новый круг мыслей и представлений, которые со временем сло­мают рамки пастушеской идиллии и приведут к форми­рованию новых жанров. Но именно у Вергилия острое субъективное переживание облекается в формы объектив­ных жанров, в частности в форму эпоса. Так, эпиллий об Орфее и Эвридике («Георгики», книга IV), хотя и встав­лен в этиологический эпиллий об Аристее, содержит тро­гательный и волнующий рассказ о несчастной любви и очень поэтичен. Вообще тема несчастной любви — одна из ведущих у Вергилия. Не менее глубок, психологичен и исполнен глубокого чувства рассказ о любви Дидоны в IV книге «Энеиды».