Идеология власти средневекового Востока - общее и особенное
Рефераты >> История >> Идеология власти средневекового Востока - общее и особенное

Историография, перспективный подход

Общее — власть-собственность

Специфика менталитета

Особенное — арабо-исламский мир

Особенное — Китай

Один из результатов

Заключение

Список литературы

Анализ идеологии власти средневекового Востока представляется крайне актуальным в контексте аксиологических сдвигов в современном российском обществе. Отдавая себе отчет в невозможности в данной работе проанализировать связи исторического материала и современных проблем мы все же обращаем свое внимание к этим вопросам. Откуда же исходит указанная актуальность? Представляется, что она связана с восточным противоположением «власти земной» и «власти небесной». Самоотстранение творческой личности от носителя государственной власти грозит лишениями, нищетой, гибелью[1]. Напротив, измена своему нравственному долгу чувству, вступление на государственную службу, означает приобретение высокого ранга и материального благополучия. Для современного нам общества это живые реалии.

Историография, перспективный подход

В западной историографии античные авторы, от Аристотеля до Цицерона, четко противопоставляли свои свободные институты деспотической власти восточных правителей. Аналогичное положение сохранялось в период средневековья. Само понятие «деспотизм», по крайней мере с XIV в. прочно отождествлялось с государствами Востока[2]. В эпоху Возрождения была разработана концепция восточнодеспотического государства; в социальном и политическом плане оно являлось альтернативой свободному государству Запада (Макиавелли и др.). В 1748 году Монтескье создает свой знаменитый труд «О духе законов» в котором он объединяет политические институты Востока в общую категорию деспотизма. Монтескье рассматривает восточный деспотизм как глобальную альтернативу свободному обществу. Подобно Макиавелли (в его работе «Государь») он считает деспотическое государство царством рабов, страха и произвола, где нет места твердым законам и где все основано на слепом повиновении одному лицу. Монтескье подводит под восточный деспотизм климатическую базу. Не будем здесь вдаваться в подробности аргументации за и против, это целая страница в историографии стран Востока. Важно, что эта позиция вскоре встречает возражения, в частности — А.-Г. Анкетиль-Дюперона[3]. Последний, аргументируя против выводов (именно выводов) Монтескье проводит три пункта (они прямо указаны в развернутом названии его работы вышедшей в свет в 1778 г.), а именно: 1. На Востоке нет абсолютной деспотии, так как наличествует законный способ достижения власти (подтверждаемый, например, церемониалами аналогичными западному коронованию восшедшего на престол); 2. На Востоке вполне очевидно наличие законов носящих универсальный характер (их нормы распространяются и на суверена и на подданных); 3. Существует частная собственность (обладатели которой неотчуждаемо пользуются ей). Это сильные аргументы, которые автор выносит из опыта своих многотрудных восточных путешествий, в противовес Монтескье, основывающемуся на «Путешествии» Бернье. Анкетиль-Дюперон имел все шансы стать основоположником европейского востоковедения Нового Времени, но не стал таковым из-за пренебрежения существовавшими правилами научного мира. Плохое изложение собственных идей, отсутствие популяризаторской струи, наконец его расизм (он сводит наличие деспотизма к «расслабленности» восточных народов) привели к неудаче. А жаль, именно Анкетиль-Дюперон проницательно указывает на необходимость поиска более глубоких источников специфической идеологии восточных правителей, что было осуществлено значительно позже и что мы обрисуем в данной работе.

Общее — власть-собственность

Для нас представляется крайне важной связь власти и степени обеспеченности (столь актуальное сейчас). Это соответствует концепции «власти-собственности» восточного государства, рассмотренной Л.С.Васильевым[4]. В этой схеме государство (в лице его главы) воспринимается как носитель социально-политической и экономической власти одновременно. Поэтому государство представляется средоточием власти, тотальной и всесильной по отношению к человеку как самоутверждающемуся субъекту в бытии.

Система власти-собственности определяюще влияла на рассматриваемую нами идеологию руководителей государств средневекового Востока. Правители стремились всячески идеологизировать то наличное состояние, когда сосредоточение в руках государства всей полноты социально-экономической и политической власти при отсутствии способных противостоять ему общественных структур, лишало человека возможности выбора между конкурирующими социальными силами. Возводилась в некую предзаданную норму и многоразлично обосновывалась (что собственно и есть функция идеологии) такая модель общественного устройства. Для восточного деспотизма характерно такое сочетание госсектора экономики и государственного аппарата, когда государство получает возможность жестко влиять на процессы взаимодействия экономических субъектов, во многом являясь одним из них. Это позволяет однозначно решать различные конфликтные ситуации к вящей пользе государства, служит его дальнейшему усилению. Все это отливалось в представление о незыблемости общественных структур, которое не только предполагалось самим способом производства, но и выступало в качестве неизменного принципа социокультурной ориентации человека. Такая идеологизация властного, государственного устройства естественно вела или к тому, что человек предается внешней власти, подчиняя духовные силы достижению сугубо корыстных целей; или связывает себя с ней внешним, как он думает, образом, пытаясь при этом огородить для себя зону духовно-творческой свободы; или стремясь к максимальному расширению и углублению внутренней свободы, сознательно противопоставляет себя реалиям внешнего бытия, среди которых государственная власть занимает едва ли не центральное место.

Специфика менталитета

Мы несколько отвлеклись в сторону социо-психологических результатов восточного государственного идеологизирования, но это живо для нас, потому что мы видим вокруг себя нечто подобное. Однако вернемся в историю и попробуем показать ментальные предпосылки такого идеологизирования. Надо сразу сказать, что эти предпосылки оказались тем полем, которое позволило идеологии расцвести, как сказано, на базе сложившегося социально-экономического устройства. Общественное сознание, в силу своей специфики, просто не препятствовало этому.

Для Востока характерна растворенность личности в коллективном сознании (Едином). Что говорит об отсутствии личности в онтологическом смысле? — Стремление к очищению изначальной природы от иллюзии индивидуального (японская концепция авасэру[5]). Для нефилософствующего большинства это принимает форму приобщения к групповому сознанию в виде мирового Семени, Дерева, Рода и подобных архетипов. Здесь нет рассмотрения человека как самоценной личности. Такое понимание личности (точнее отсутствие четко выраженной ее индивидуальной рефлексии) можно увидеть, например, в нестабильности использования местоимения «я» (в китайском и японском языках). Далее, Восток демонстрирует нам совсем немного живописных портретов, но и на них — где же люди, которых, казалось бы, эти портреты изображают? Мы видим скорее набор канонических поз, одежд и тому подобное, то есть общественный статус изображаемого, но не его самого. Может быть личности как индивидуальности предстанут перед нами на бумаге, на страницах биографических описаний, пришедших к нам из средневекового восточного мира? Но и тут многочисленные биографы уподобляются фотоаппаратам со сверхдолгой выдержкой — налицо дома, деревья и прочая «недвижимость», а людей нет как нет. Феноменальный мир рассматривается как непостижимый, подчиненный в области человеческих отношений и в сфере природы закону нестабильности и бренности. Идеал совершенного человека — универсальность, вольно-поддатливость, стремление стать всем, но не в смысле «Интернационала», когда кто-то из-за этого становится ничем, не для того, чтобы стать в центр мира (это нечто европейское), а для того, чтобы слиться с миром. Японский художник Эйтоку создает на стене дворца в Киото свой Ствол[6], который простирается по стене как бы пренебрегая архитектурно-строительными конструкциями. Тем самым художник выражает идею общего ствола национального тела, всепроникающего консолидированного общества.


Страница: