Военно-силовые, геополитические доктрины прошлого играли теперь чисто социальную роль. Нацизм как бы втягивал их в себя, поглощал в непомерных размерах, выдавая в концентрированном виде. И он не мог иначе. В другом случае его диктатура не удержалась бы и года, и расовые' и геополитические теории, как и все другое, так и остались бы достоянием философии, не выходящей за пределы пивных. Формой существования фашизма могло быть только военное насилие. И без него германский нацизм не был бы самим собой. Он распался бы.

Как пишет американский исследователь Г. Ласки, Гитлер вел войны, так как «мир был роковым для обеспечения его авторитета». Иными словами, он нуждался в войнах, чтобы удержать свою власть.

Абсолютное господство силы и ее безусловный приоритет над политическим началом, согласно нацистской идеологии, должны были гарантироваться фанатической верой в право сильного. Это называлось «духовной озоновой» и мотивировалось «революционностью» нацизма, требующей ' насилия. «Каждая власть,– заявляли нацисты,– которая не базируется на крепкой духовной основе, окажется шатающейся и ненадежной. У нее не будет стабильности, которая может гарантироваться лишь фанатическим мировоззрением». Для этого необходима «тотальная революционизация всех элементов строя». '

Привнесение «революционной» фразеологии являлось вполне рассчитанным шагом, нацеленным на дезориентацию и раскол трудящихся масс, вышедших из революции и шедших к ней снова. «Вот подлинный революционер, да еще на национальной основе!» – должны были воскликнуть массы и отвернуться от социал-демократов и коммунистов. Лозунги «революции» заманивали под нацистские знамена тех, кто не мог разобраться в них и их творцах. А затем машине насилия и пропаганды оставалось делать свое дело.

Взаимоотношения между государствами нацисты рассматривали прежде всего с точки зрения «баланса сил». Никакие политические, социальные, исторические, культурные и другие аспекты не имели в их глазах ни малейшей ценности. Международные отношения рассматривались прежде всего с позиции соотношения военных сил, т. е. упрощались и примитивизировались. В «Майн кампф» содержалась на этот счет принципиальная установка; судьбы народов «крепко прикованы друг к другу только соображениями совместного успеха в смысле совместных завоеваний, короче говоря, обоюдного умножения силы». Этот принцип служил основой для конкретной внешнеполитической стратегии, которая, как мы уже говорили, в общих чертах сложилась в нацистских головах также очень рано.

Рассматривая Англию и Италию своими «естественными союзниками», Гитлер считал, что они должны составить «два других центра силы», которые, однако, не будут мешать друг другу. Речь шла не о том, чтобы Лондон и Рим участвовали в завоевании России – эту задачу нацисты брали на себя. Основанием будущего союза трех держав станет раздел сфер приложения силы и глобального влияния: Германия должна господствовать в континентальной Европе, прежде всего на ее Востоке, Англия – в заморских землях, Италия – в Средиземноморье. И это объединит их интересы. Тем самым будет достигнута изоляции Франции, после разгрома которой уже ничто не помешает осуществлению главной цели «восточной политики» – завоеванию Советского Союза.

Примат силы над политикой определял бесконтрольность силы. Все решало «соотношение сил» А если оно неверно оценивалось? Ведь, собственно, так и произошло впоследствии, точь-в-точь как в той же Германии перед первой мировой войной.

Бесконтрольность силы рождала ее необузданную жестокость. Жестокость, безусловно, не какое-то свойство немцев, как иногда утверждали, но результат тотальной переоценки военно-силового начала германскими реакционными лидерами, когда они, находясь у власти, пытались методами силы решать задачи империалистичесго толка и старались компенсировать жестокостью ограниченность своих возможностей.

3. Истоки немецкого фашизма

Если мы ищем корни германской реакции, приведшей к фашизму, то, подчеркиваем это снова, не можем игнорировать тенденции, идущие из прошлого. В Германии не было успешной буржуазной революции. Очень долго господствовало монархически-бюрократическое государство, успешно прививавшее своим гражданам верноподданнический образ мышления. Взгляды на собственную историю формировались при монархических дворах во времена абсолютизма. Они сводились к прославлению «великих личностей». История преподносилась как поле деятельности Фридриха 11, Бисмарка, Вильгельма 11 или других «великих людей». Прочно вошел в сознание их культ. Сложилась концепция «сверхлюдей», столь детально обоснованная затем Ницше. Германская консервативная интеллигенция после 1918 г., в своем большинстве отвергая республику, сохраняя верность авторитарным воззрениям, следовала принципу «вождей».

В то время когда в других странах Запада совершались буржуазные революции, германская буржуазия осталась слабой, раздробленной и зависимой в экономическом и моральном отношениях от феодальных фракций общества. Буржуазия не создала сильного фронта против феодализма, не смогла установить либеральные парламентарные порядки. Идеи буржуазной революции пришли в германские государства с армиями французской республики, потом Наполеона, т. е. с иностранной оккупационной силой. И господствующие феодальные круги смогли дискредитировать новые идеи. После 1830 г., в ходе начавшейся индустриализации, экономически окрепшая буржуазия опасалась, особенно в связи с революцией 1848 г., пролетариата, который угрожал ее привилегиям больше, чем феодалы. Последние, устранившие буржуазию от рычагов власти, одновременно рассматривались ею как защитники от натиска слева.

Так буржуазия вошла в союз с абсолютистским государством, которое наносило удары по рабочему движению и проводило вовне империалистическую политику силы. Запоздалая индустриализация имела следствием слишком позднее вступление германского капитала в борьбу за колонии, источники сырья, рынки сбыта и за получение дешевой рабочей силы. Но после объединения в 1871 г. и установления национального единства германский капитализм стал развиваться чрезвычайно быстро. На рубеже двух столетий он уже занимал первое место среди индустриально развитых стран Европы. И здесь проявилось основное противоречие между огромным потенциалом экспансии германского капитализма и фактически ограниченными реальными возможностями этой экспансии. Мир был уже поделен. И такое противоречие породило особое стремление к «переделу мира», к обширным программам завоеваний. Поскольку борьбу за передел мира предстояло вести с экономически передовыми и мощными державами, постольку германский империализм мобилизовал огромные материальные ресурсы.

- Соответственно большими оказались и усилия, предпринимаемые господствующими классами, чтобы идеологически подготовить народ к экспансии и войне. Таким образом, еще в кайзеровские времена были сконструированы все идеологические элементы, которые впоследствии почти без изменения вошли в фашистскую структуру государства.

Прусская военная монархия, потерпевшая поражение в 1918 г., оставила главное наследие: свой дух и свою милитаристскую инфраструктуру. Остался неприкосновенным аппарат власти крупной индустрии и банковского капитала. И поэтому остались в священной неприкосновенности и цели автократической системы господства и политики внешней экспансии. То и другое облегчалось тем, что Веймарская республика полностью сохранила кадры и систему вильгельмовского милитаризма, бюрократии и образования. Идеология «фюрерства», культ «сильной личности» и милитаризма были автоматически пересажены на республиканскую почву.