Российская эмиграция в современной историографии
Рефераты >> История >> Российская эмиграция в современной историографии

Глава 4 Эмиграция и православие

Одним из важнейших направлений историографии эмиграции стало комплексное рассмотрение этой проблемы и вопросов веры, религии и церковности эмигрантской среды. Часто такая взаимосвязь очевидна, ведь согласно одному из определений термина "эмиграция" под ним понимается добровольное или вынужденное переселение из какой-либо страны в другую, вызываемое различными причинами, в том числе и религиозными. Пример такой эмиграции - диаспора кальвинистов, принужденных покинуть Францию в связи с полной отменой Нантского эдикта Людовиком XIV в 1685 г. Отъезд гугенотов затронул 200 тысяч человек, и к ним впервые на международном юридическом языке был применен термин "рефюжиэ", т. е. ищущий убежища, который через два с половиной века будет применен к русским беженцам. Последняя параллель не означает, будто российская после-октябрьская эмиграция также была вызвана религиозными причинами, хотя, конечно, гонения на Русскую православную церковь и, как следствие, невозможность отправлять свои религиозные потребности сыграли роль в числе других факторов, повлиявших на намерение того или иного лица покинуть Россию, однако безусловно, что эти причины не были определяющими. Между тем российская история знает примеры и чисто религиозной эмиграции: переселение в результате церковного раскола во второй половине XVII в. старообрядцев на земли Эстонии, не входившей тогда в состав Российской империи. Многим россиянам новшества патриарха Никона показались богопротивными, и на защиту веры, русского православного культа поднялись широкие массы и боярства, и крестьян, и духовенства. Царское правительство приняло реформу Никона, и на раскольников-староверов обрушились гонения и преследования. Спасение от жестоких наказаний, возможность сохранить старую веру крестьяне видели в бегстве. Они массами и поодиночке укрывались в лесах, одни из них бежали в Поволжье, за Урал, на северные окраины России, в Сибирь и на Дон. Другие устремились на запад - в Польшу, Курляндию, Пруссию. В конце ХVII в. беглые крестьяне появились в Причудье (Чудское озеро - водная граница между Эстонией и Россией) и расположились на эстонском берегу озера на постоянное жительство (сами эстонцы из-за неплодородия почв здесь не селились). В Причудье беглых крестьян привлекало многое: новопереселенцы получали от местных помещиков небольшие участки земли, арендовали право ловли на озере. Беглецов не возвращали прежним владельцам, более того, они получали "плакат" - вид на жительство. Из крепостного крестьянина беглец становился мещанином в одном из соседствующих с Причудьем эстонских городов. Другое понимание эмиграции - эмиграции как совокупности эмигрантов, проживающих в той или иной стране, способствует осознанию того, что определяющим связующим звеном России и ее диаспоры была русская культура во всем ее многообразии и православие как ее духовно-бытовой компонент (настоятельный призыв к исследователям российского зарубежья не забывать об этом сформулирован Е. Г. Осовским1) и позволяет перейти к рассмотрению другой группы трудов. В великом множестве публикаций по истории российской эмиграции встречаем мы констатацию того, что вслед за русскими идет по миру и православие. Эта истина верна для всех времен и территорий, где оказывались русские переселенцы: от территорий, в отношении которых правительство России вынашивало планы русификации, до территорий, в отношении которых у него таких планов не существовало и не могло быть, ибо здесь российское рассеяние оказалось совсем по другим причинам. В 1904 г. в этих краях появилась первая русская православная могила: в африканскую землю легли останки скончавшегося от ран флотского иеро-монаха отца Афанасия, служившего на крейсере "Аврора". В 1917 г. остатки прославленного Черноморского флота - 30 судов с личным составом и до 6000 гражданского населения, оказавшегося под покровительством Французской республики, прибыли в бухту г. Бизерта в Тунисе. Кто-то остался в этих местах и положил начало строительству русских православных церквей там, где некогда была древняя Карфагенская церковь. В начале 20-х гг. российские эмигранты начали прибывать в Марокко, которое стало для многих второй родиной. К концу 20-х гг. в Северной Африке проживало около 4 000 русских, не считая легионеров (о русских в Тунисе в составе французского Иностранного легиона пишет А. В. Канкрин в главе "Иностранный легион" своей книги "Мальтийские рыцари"). В столице Марокко Рабате люди, имевшие скудный эмигрантский достаток, но руководимые верой и надеждой на помощь Божию, построили храм в честь Воскресения Христова, объединивший всю русскую общину. Пример строительства Воскресенского храма в столице воодушевил наших соотечественников на создание православных приходов в других местах. В Танжере, портовом городе на Гибралтарском проливе, устроена была церковь в честь святителя Киприана Карфагенского, в Касабланке - Успенский храм. В г. Курибге - церковь, посвященная Святой Троице. В соседнем Алжире возникли приходы в честь Святой Троицы и апостола Андрея Первозванного. Что касается сегодняшнего дня прихода в честь Воскресения Христова, то следует говорить уже не только о русских, но и о всех единоверных православных христианах, проживающих в Рабате и других городах страны. В связи с резким ухудшением экономического положения в странах Восточной Европы многие сербы, румыны, болгары в поисках работы приезжают в Марокко. Церковь стала для них частичкой Родины. Авторитет Русской церкви в Марокко настолько высок, что на официальные королевские торжества представлять Россию приглашаются два человека - посол России и настоятель прихода. Несколько публикаций "Иммигрантов" посвящено российским эмигрантам в Финляндии. Автор очерка "Не сменившие веру" К. Обухов тверд в суждении: хотя многие из поселившихся в Финляндии до 1917 г. или бежавших туда после Октября меняли фамилию, делали ее "финляндизированной", но веру не менял никто. Эта истина верна и для сохранивших веру в условиях воинствующего атеизма и не отрекшихся от нее в условиях эмиграции "второй волны". Об этом - статья вице-председателя правления Форума русскоязычного населения Финляндии К. Глушкова "Русская деревня в Ярвенпяя"10. Автор также считает православие неотъемлемой частью русских семейных традиций и этим объясняет активную "православность" бежавших с началом Зимней войны 1939-40 гг. на финскую территорию жителей Карельского перешейка. В каждом доме, в каждой комнате висела икона. Все отмечали православные праздники. На новом месте, где оказались беженцы, не было православного храма, и поначалу службы проходили в спортивном зале школы. В 1948 г. в небольшом поселке Ярвенпяя на деньги, собранные "с миру", была построена первая в Финляндии послевоенная церковь. Когда финские русские узнали, что в Ярвенпяя есть церковь, они стали перебираться сюда из других уголков Финляндии. В основном это были такие же беженцы. Так внутри финского поселка образовалась русская деревня в 500-700 жителей, таким образом, православная церковь выступила катализатором русского единства в те послевоенные годы и в какой-то степени продолжает выполнять эту функцию и сейчас: службы в православной церкви идут теперь один раз в месяц по-славянски для тех из стариков, кто еще жив, и для новых русских, которые приехали недавно. Рассмотрение истории Русской церкви за рубежом не входило в задачу автора книги "Трагедия Русской Церкви. 1917-1945" (Париж: IMCA-Press, 1977) Льва Регельсона, однако ее отдельные моменты, как то: назначение арх. Евлогия управляющим западно-европейскими церквами; постановление Св. Патриарха, Св. Синода и Высшего Церковного Совета по поводу самоуправления епархий в случае отсутствия канонического центра или невозможности связи с ним; и т. д., - нашли отражение в Приложении 1 этой книги. Церковно-канонический уровень рассматриваемой проблемы - эмиграции и православия - и ее политически-организационные рамки отражает обширный "Исторический очерк о Русской Православной Церкви за границей", помещенный в первый том двухтомной книги-альбома "Русская православная церковь за границей. 1918-1968" (N.-Y., 1968 ). Авторы не свободны от противоборства с другими ветвями РПЦ и христианства. И подобранные ими вошедшие в том документы из жизни РПЦ за рубежом также проникнуты духом непримиримой конфронтации с большевизмом и подневольной ему РПЦ Московского патриархата, что вполне объяснимо. На с. 5-6 тома в предисловии от издательства его авторы пишут, что созданная российскими изгнанниками Церковь взяла на себя миссию хранить все основы, традиции и величие русского православия и РПЦ и, считая себя носительницей подлинной церковности, РПЦ ЗГ провозглашает себя единственно правомочной говорить от имени Русской церкви и всего российского народа. Заметим, что подобные амбиции были весьма характерна для российской эмиграции послеоктябрьской волны. Второй том описываемого издания составлен из очерков, рассказывающих почти о всех приходах епархий РПЦ ЗГ в странах российского рассеяния: чикагской, германской, канадской, австрийской, французской, английской с момента их возникновения до издания книги. Это придает изданию энциклопедичность, а сопровождение повествования множеством фотоснимков переводит книгу в разряд единственных в своем роде. До 1926 г. Русская зарубежная православная церковь объединяла все православное зарубежье. В последующем она раскололась. Идеологии церковного раскола и ветвям русского зарубежного православия посвящены седьмая и восьмая главы исследования М. В. Назарова "Миссия русской эмиграции"15, которые так и называются: "Три ветви зарубежного православия" и "Идеология церковного раскола". О причинах раскола РПЦ ЗГ пишет и Н. М. Зернов16. На американском континенте ассимилированной русской иммиграцией в 1970 г. была провозглашена автокефальная Американская православная церковь. Однако неассимилированные эмигранты в США тяготеют к Русской зарубежной православной церкви. Американской ветви РЗПЦ посвящен ряд статей. Обращению интеллигенции способствовала прежде всего ситуация, в которой оказались после 1917 г. и эмиграция, и Русская церковь, и сама Россия. Само выживание России как христианской державы и русских как верующей нации было поставлено под вопрос. Названные обстоятельства не могли не оказать воздействия на настроения тех представителей эмиграции, кто стремился сохранить русское религиозное возрождение эпохи Серебряного века (наиболее характерной чертой этого процесса была связь, установившаяся между религиозной мыслью и наукой, философией) и поддерживать дух довоенного социального и политического реформизма. Ведь сама по себе православная вера с ее высокими нравственными идеалами соответствовала сути российской интеллигенции с ее мировоззренческими исканиями, неудовлетворенностью настоящим, жгучими муками совести (вспомним: Бог говорит с нами через нашу совесть) и поисками счастливого будущего. С возникновением Русской зарубежной православной церкви отпал и такой сдерживавший интеллигенцию момент, как подчиненность Церкви государству. О Церкви как институте, помогающем скорейшей интеграции в американскую жизнь, рассказывается в автобиографической статье В. Родионова "Путь к храму". Безусловно, не все эмигранты являются верующими, и знание об оказываемой Церковью исходя из христианской идеи любви к ближнему бескорыстной помощи часто используется ими для извлечения определенных благ, ради чего отдельные лица без зазрения совести переходят из атеистов в "верующие" и обратно. В изгнании Русская церковь, потеряв бескрайнюю "православную территорию" и почти все свои внешние символы и материальные выражения, который сопровождали, а порой и подменяли собой ее жизнь в России, была вынуждена искать иные пути, чтобы жить и действовать. Таких путей было два: или замкнуться, приняв форму религиозно-этнической общности, стать просто Церковью эмигрантов, или же принять изгнание как следствие своих собственных грехов и одновременно как таинственную волю Провидения, чтобы в отрыве от привычного, почти автоматического уклада жизни обострить и обогатить церковное сознание и вернуться к главному и определяющему в церковном Предании - к тому, что не зависит от времени и места и потому может быть реализовано в любом месте и времени. Последнее означало также и умение увидеть присутствие и действие Христа не только в канонических рамках православия, но и вовне - в "большом" христианском мире.


Страница: