В реа­ли­за­ции ин­стинк­та стра­ха осо­бен­но пре­ус­пел со­вре­мен­ный ки­не­ма­то­граф, про­из­во­дя­щий в ог­ром­ном ко­ли­че­ст­ве так на­зы­вае­мые филь­мы ужа­сов. Их ос­нов­ны­ми сю­же­та­ми яв­ля­ют­ся: при­род­ные ка­та­ст­ро­фы (зем­ле­тря­се­ния, цу­на­ми, бер­муд­ский тре­уголь­ник с его не­раз­га­дан­ны­ми тай­на­ми); про­сто ка­та­ст­ро­фы (ко­раб­ле­кру­ше­ния, авиа­ка­та­ст­ро­фы, по­жа­ры); мон­ст­ры (к ним от­но­сят­ся ги­гант­ские го­рил­лы, аг­рес­сив­ные аку­лы, жут­кие пау­ки, кро­ко­ди­лы-лю­до­еды и т. д.); сверхъ­ес­те­ст­вен­ные си­лы (речь идет о дья­во­лах, ан­ти­хри­стах, ду­хах, яв­ле­ни­ях пе­ре­се­ле­ния ду­ши, те­ле­ки­не­за. Осо­бо вы­де­ля­ет­ся в этом ря­ду жанр “тру­по­ма­нии”); ино­пла­не­тя­не.

Ка­та­ст­ро­фы на­хо­дят от­клик в ду­шах лю­дей по­то­му, что все мы жи­вем в не­ста­биль­ном ми­ре, где по­все­днев­но и по­все­ме­ст­но про­ис­хо­дят ре­аль­ные ка­та­ст­ро­фы. В ус­ло­ви­ях эко­но­ми­че­ско­го и эко­ло­ги­че­ско­го кри­зи­са, ло­каль­ных войн, на­цио­наль­ных столк­но­ве­ний, га­ран­тий от жиз­нен­ных ка­та­ст­роф не су­ще­ст­ву­ет. Так, по­сте­пен­но те­ма “ка­та­ст­ро­фы”, “стра­ха”, по­рой да­же не все­гда осоз­нан­но, ов­ла­де­ва­ет людь­ми.

В по­след­ние де­ся­ти­ле­тия XX ве­ка в ка­че­ст­ве по­во­да для изо­бра -же­ния ка­та­ст­ро­фы на ки­но — и те­ле­эк­ра­нах все ча­ще ста­ли ис­поль­зо­вать­ся тра­ги­че­ские со­бы­тия по­ли­ти­че­ской жиз­ни: ак­ты жес­то­ко­го тер­ро­риз­ма и по­хи­ще­ния лю­дей. При­чем в по­да­че и рас­кру­чи­ва­нии это­го ма­те­риа­ла пре­ж­де все­го важ­ны сен­са­ци­он­ность, жес­то­кость, аван­тюр­ность. И как ре­зуль­тат — пси­хи­ка че­ло­ве­ка, на­тре­ни­ро­ван­ная филь­ма­ми-ка­та­ст­ро­фа­ми, мас­тер­ски эс­те­ти­зи­ро­ван­ная ком­мер­че­ским эк­ра­ном по­сте­пен­но ста­но­вит­ся не­чув­ст­ви­тель­ной к про­ис­хо­дя­ще­му в ре­аль­ной жиз­ни. И вме­сто то­го, что­бы пре­дос­те­речь че­ло­ве­че­ст­во от воз­мож­но­го раз­ру­ше­ния ци­ви­ли­за­ции, по­доб­ные про­из­ве­де­ния мас­со­вой куль­ту­ры про­сто го­то­вят нас к этой пер­спек­ти­ве.

Про­бле­ма реа­ли­за­ции ин­стинк­тов жес­то­ко­сти, аг­рес­сив­но­сти в ху­до­же­ст­вен­ных про­из­ве­де­ни­ях мас­со­вой куль­ту­ры не но­ва. О том, по­ро­ж­да­ет ли жес­то­кое ху­до­же­ст­вен­ное зре­ли­ще жес­то­кость в зри­те­ле, слу­ша­те­ле или чи­та­те­ле спо­ри­ли еще Пла­тон и Ари­сто­тель. Пла­тон счи­тал изо­бра­же­ние кро­ва­вых тра­ге­дий об­ще­ст­вен­но опас­ным яв­ле­ни­ем. Ари­сто­тель — на­обо­рот — ожи­дал от изо­бра­же­ния сцен ужа­сов и на­си­лия очи­ще­ния ре­ци­пи­ен­тов ка­тар­си­сом, т. е. он хо­тел ви­деть оп­ре­де­лен­ную ду­шев­ную раз­ряд­ку, ко­то­рую ис­пы­ты­ва­ет ре­ци­пи­ент в про­цес­се со­пе­ре­жи­ва­ния. Дол­гие го­ды изо­бра­же­ние на­си­лия в ис­кус­ст­ве бы­ло ха­рак­тер­но для за­дво­рок мас­со­вой куль­ту­ры. В на­ши дни “сверх­на­си­лие”, ко­то­рым про­ник­ну­ты кни­ги, спек­так­ли, филь­мы вы­шло на пер­вый план. Мас­со­вая куль­ту­ра бес­пре­рыв­но вы­бра­сы­ва­ет на пуб­ли­ку все бо­лее по­роч­ные и жес­то­кие филь­мы, пла­стин­ки, кни­ги. При­стра­стие к вы­мыш­лен­но­му на­си­лию на­по­ми­на­ет за­ви­си­мость от нар­ко­ти­ка.

Се­го­дня от­но­ше­ния у лю­дей к на­си­лию в ху­до­же­ст­вен­ной куль­ту­ре раз­ное. Од­ни счи­та­ют, что ни­че­го страш­но­го в ре­аль­ную жизнь те­ма на­си­лия не прив­но­сит. Дру­гие счи­та­ют, что изо­бра­же­ние на­си­лия в ху­до­же­ст­вен­ной куль­ту­ре спо­соб­ст­ву­ет уве­ли­че­нию на­си­лия в ре­аль­ной жиз­ни. Без­ус­лов­но, ус­мат­ри­вать пря­мую связь ме­ж­ду про­из­ве­де­ния­ми, в ко­то­рых про­па­ган­ди­ру­ет­ся на­си­лие и рос­том пре­ступ­но­сти бы­ло бы уп­ро­ще­ни­ем. Так же как и чте­ние ро­ма­нов А. Тол­сто­го и при­стра­стие к му­зы­ке П. Чай­ков­ско­го со­всем не обя­за­тель­но де­ла­ют че­ло­ве­ка вы­со­ко­нрав­ст­вен­ным. Ко­неч­но, впе­чат­ле­ния от вос­при­ятия ху­до­же­ст­вен­ных про­из­ве­де­ний со­став­ля­ют лишь не­боль­шую до­лю от об­щей сум­мы воз­дей­ст­вий, ока­зы­вае­мых на че­ло­ве­ка ус­ло­вия­ми его ре­аль­ной жиз­ни. Од­на­ко в об­ще­ст­ве мас­со­во­го по­треб­ле­ния филь­мов, те­ле­про­грамм, пла­сти­нок — все это часть ре­аль­ной жиз­ни. Ху­до­же­ст­вен­ная куль­ту­ра все­гда ока­зы­ва­ет ог­ром­ное влия­ние на че­ло­ве­ка, вы­зы­вая оп­ре­де­лен­ные чув­ст­ва.

Эли­тар­ная куль­ту­ра как ан­ти­под мас­со­вой куль­ту­ры.

В ка­че­ст­ве ан­ти­по­да мас­со­вой куль­ту­ры мно­гие куль­ту­ро­ло­ги рас­смат­ри­ва­ют эли­тар­ную куль­ту­ру. Про­из­во­ди­те­лем и по­тре­би­те­лем эли­тар­ной куль­ту­ры, с точ­ки зре­ния пред­ста­ви­те­лей это­го на­прав­ле­ния в куль­ту­ро­ло­гии, яв­ля­ет­ся выс­ший при­ви­ле­ги­ро­ван­ный слой об­ще­ст­ва — эли­та (от франц. elite — луч­шее, от­бор­ное, из­бран­ное). Оп­ре­де­ле­ние эли­ты в раз­лич­ных со­цио­ло­ги­че­ских и куль­ту­ро­ло­ги­че­ских тео­ри­ях не­од­но­знач­но. Италь­ян­ские со­цио­ло­ги Р. Ми­хельс и Г. Мос­ка, счи­та­ли, что эли­ту по срав­не­нию с мас­са­ми ха­рак­те­ри­зу­ет вы­со­кая сте­пень дея­тель­но­сти, про­дук­тив­но­сти, ак­тив­но­сти. Од­на­ков фи­ло­со­фии и куль­ту­ро­ло­гии по­лу­чи­ло боль­шое рас­про­стра­не­ние по­ни­ма­ние эли­ты как осо­бо­го слоя об­ще­ст­ва, на­де­лен­но­го спе­ци­фи­че­ски­ми ду­хов­ны­ми спо­соб­но­стя­ми. С точ­ки зре­ния это­го под­хо­да — по­ня­ти­ем эли­та обо­зна­ча­ет­ся не про­сто выс­ший слой об­ще­ст­ва, пра­вя­щая вер­хуш­ка. Эли­та есть в ка­ж­дом об­ще­ст­вен­ном клас­се. Эли­та— это часть об­ще­ст­ва, наи­бо­лее спо­соб­ная к ду­хов­ной дея­тель­но­сти, ода­рен­ная вы­со­ки­ми нрав­ст­вен­ны­ми и эс­те­ти­че­ски­ми за­дат­ка­ми. Имен­но она обес­пе­чи­ва­ет об­ще­ст­вен­ный про­гресс, по­это­му ис­кус­ст­во долж­но быть ори­ен­ти­ро­ва­но на удов­ле­тво­ре­ние ее за­про­сов и по­треб­но­стей. Ос­нов­ные эле­мен­ты эли­тар­ной кон­цеп­ции куль­ту­ры со­дер­жат­ся уже в фи­ло­соф­ских со­чи­не­ни­ях А. Шо­пен­гау­эра и Ф. Ниц­ше.

В сво­ем ос­но­во­по­ла­гаю­щем тру­де “Мир как во­ля и пред­став­ле­ние”, за­вер­шен­ном в 1844 го­ду, А. Шо­пен­гау­эр в со­цио­ло­ги­че­ском пла­не раз­де­ля­ет че­ло­ве­че­ст­во на две час­ти: “лю­дей ге­ния” (т. е. спо­соб­ных к эс­те­ти­че­ско­му со­зер­ца­нию и ху­до­же­ст­вен­но-твор­че­ской дея­тель­но­сти) и “лю­дей поль­зы” (т. е. ори­ен­ти­ро­ван­ных толь­ко на чис­то прак­ти­че­скую, ути­ли­тар­ную дея­тель­ность).

В куль­ту­ро­ло­ги­че­ских кон­цеп­ци­ях Ф. Ниц­ше, сфор­му­ли­ро­ван­ных им в из­вест­ных тру­дах:” Ро­ж­де­ние тра­ге­дии из ду­ха му­зы­ки” (1872), “Че­ло­ве­че­ское, слиш­ком че­ло­ве­че­ское” (1878), “Ве­се­лая нау­ка” (1872), “Так го­во­рил За­ра­ту­ст­ра” (1884), эли­тар­ная кон­цеп­ция про­яв­ля­ет се­бя в идее “сверх­че­ло­ве­ка”. Этот “сверх­че­ло­век”, имею­щий при­ви­ле­ги­ро­ван­ное по­ло­же­ние в об­ще­ст­ве, на­де­лен, по мыс­ли Ф. Ниц­ше и уни­каль­ной эс­те­ти­че­ской вос­при­им­чи­во­стью.

В XX ве­ке идеи А. Шо­пен­гау­эра и Ф. Ниц­ше бы­ли ре­зю­ми­ро­ва­ны в эли­тар­ной куль­ту­ро­ло­ги­че­ской кон­цеп­ции X. Ор­те­га-и-Гас­се­та. В 1925 го­ду вы­хо­дит в свет са­мое из­вест­ное со­чи­не­ние ис­пан­ско­го фи­ло­со­фа, по­лу­чив­шее на­зва­ние “Де­гу­ма­ни­за­ция ис­кус­ст­ва”, по­свя­щен­ное про­бле­мам раз­ли­чия ста­ро­го и но­во­го ис­кус­ст­ва. Ос­нов­ное от­ли­чие но­во­го ис­кус­ст­ва от ста­ро­го — по Ор­те­ге — за­клю­ча­ет­ся в том, что оно об­ра­ще­но к эли­те об­ще­ст­ва, а не к его мас­се. По­это­му со­вер­шен­но не обя­за­тель­но ис­кус­ст­во долж­но быть по­пу­ляр­ным, то есть оно не долж­но быть об­ще­по­нят­ным, об­ще­че­ло­ве­че­ским. Бо­лее то­го “ .ра­до­вать­ся или со­стра­дать че­ло­ве­че­ским судь­бам, — пи­шет Ор­те-га, — есть не­что очень от­лич­ное от под­лин­но ху­до­же­ст­вен­но­го на­сла­ж­де­ния” (Ор­те­га-и-Гас­сетХ. Эс­те­ти­ка. Фи­ло­со­фия куль­ту­ры. М., 1991. С. 224). Но­вое ис­кус­ст­во, на­обо­рот, долж­но от­чу­ж­дать лю­дей от ре­аль­ной жиз­ни. “Де­гу­ма­ни­за­ция” — и есть ос­но­ва но­во­го ис­кус­ст­ва XX ве­ка. “Вот по­че­му но­вое ис­кус­ст­во раз­де­ля­ет пуб­ли­ку на два клас­са — тех, кто по­ни­ма­ет, и тех, кто не по­ни­ма­ет его, то есть на ху­дож­ни­ков и тех, ко­то­рые ху­дож­ни­ка­ми не яв­ля­ют­ся.