Из воспоминаний Станислава Кунае­ва: "С Тверского бульвара в низкое окно врывались люд­ские голоса, лязганье троллейбусных дуг, шум проносящихся к Никитским воротам машин. В Литинституте шли приемные экзамены, и все абитуриенты по пути в Дом Герцена заглядывали ко мне с надеждой на чудо. Человек по десять в день. Так что настроение у меня было скверное . Заскрипела дверь. В комнату осторожно во­шел молодой человек с худым, костистым лицом, на кото­ром выделялись большой лоб с залысинами и глубоко запавшие глаза. На нем была грязноватая белая рубашка, выглаженные брюки пузырились на коленях. Обут он был в дешевые сандалии. С первого взгляда видно было, что жизнь помотала его изрядно и что, конечно же, он держит в руках смятый рулончик стихов.

— Здравствуйте, — сказал он робко. — Я стихи хочу вам показать. Молодой человек протянул мне странич­ки, где на слепой машинке были напечатаны одно за другим вплотную — опытные авторы так не печатают — его вирши. Я начал читать…

Взбегу на холм и упаду в траву.

И древностью повеет вдруг из дола!

И вдруг картины грозного раздора

Я в этот миг увижу наяву .

Россия, Русь — куда я ни взгляну!

За все твои страдания и битвы

Люблю твою, Россия, старину,

Твои леса, погосты и молитвы .

Россия, Русь! Храни себя, храни!

Смотри, опять в леса твои и долы

Со всех сторон нагрянули они,

Иных времен татары и монголы.

Они несут на флагах черный крест.

Они крестами небо закрестили,

И не леса мне видятся окрест,

А лес крестов в окрестностях России.

Кресты, кресты .

Я больше не могу!

Я резко отниму от глаз ладони

И друг увижу: смирно на лугу

Траву жуют стреноженные кони.

Заржут они — и где-то у осин

Подхватит эхо медленное ржанье,

И надо мной —

бессмертных звезд Руси,

Спокойных звезд безбрежное мерцанье .

«Видение на холме»

— Я оторвал от рукописи лицо, и наши взгляды встретились. Его глубоко запавшие махонькие глазки смотрели на меня пытливо и настороженно.

— Как вас звать?

— Николай Михайлович Рубцов".

Из воспоминаний Г. Горбовского: "Николай Рубцов — поэт долгожданный. Блок и Есенин были последними, кто очаровал читающий мир поэзией — не придуманной, органической . Время от времени в огромном хоре советской поэзии звучали го­лоса яркие, неповторимые. И все же — хотелось Рубцо­ва. Требовалось. Кислородное голодание без его стихов — надвигалось. Долгожданный поэт . Но . не секрет, что многие даже из общавшихся с Николаем уз­нали о нем как о большом поэте уже после его смерти ."

Прикоснуться к строкам Рубцова — значит прикос­нуться к чему-то светлому и доброму.

Меж болотных стволов красовался восток огнеликий .

Вот наступит октябрь — и покажутся вдруг журавли!

И разбудят меня, позовут журавлиные крики

Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали .

Широко по Руси предназначенный срок увяданья

Возвещают они, как сказание древних страниц.

Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье

И высокий полет этих гордых прославленных птиц.

Широко на Руси машут птицам согласные руки.

И забытость болот, и утраты знобящих полей —

Это выразят все, как сказанье, небесные звуки,

Далеко разгласит улетающий плач журавлей .

Вот летят, вот летят . Отворите скорее ворота!

Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!

Вот замолкли — и вновь сиротеет душа и природа

Оттого, что — молчи! — так никто уж не выразит их .

"Журавли"

Задумываясь над первоистоками этой красоты, унесемся в Беломорье — край суровый, богатый сказками, преданиями, легендами. Здесь, в се­ле Емецк Архангельской области, 3 января 1936 года ро­дился Николай Рубцов.

Рубцов рано остался сиротой . Мать умерла. Отец ушел на фронт. Сохранились мемуарные записи, которые сде­лал Рубцов в последние годы жизни. "Шел первый год вой­ны. Моя мать лежала в больнице. Старшая сестра поднималась задолго до рассвета, целыми днями стояла в очередях за хлебом, а я после бомбежек с большим увлечением искал во дворе осколки, и если находил, то гордил­ся ими и хвастался. Часто я уходил в безлюдную глубину сада возле нашего дома, где полюбился мне один удиви­тельно красивый алый цветок. Я трогал его, поливал и уха­живал за ним, всячески, как только умел. Об этом моем занятии знал только мой брат, который был на несколько лет старше меня. Однажды он пришел ко мне в сад и ска­зал: "Пойдем в кино". "Какое кино?" — спросил я. "Золотой ключик", — ответил он. Мы посмотрели кино "Золотой клю­чик", в котором было так много интересного, и, счастливые, возвращались домой. Возле калитки нашего дома нас ос­тановила соседка и сказала: "А ваша мама умерла". У нее на глазах появились слезы. Брат мой заплакал тоже и ска­зал мне, чтобы я шел домой. Я ничего не понял тогда, что такое случилось., но сердце мое содрогнулось, и теперь часто вспоминаю я кино "Золотой ключик", тот аленький цветок и соседку, которая сказала: "А ваша мама умерла".

. Этот цветочек маленький

Как я любил и прятал!

Нежил его, — вот маменька

Будет подарку рада!

Кстати его, не кстати ли,

Вырастить все же смог .

Нес я за гробом матери

Аленький свой цветок.

Детство кончилось. До боли жалко шестилетнего мальчика Колю, его братьев и сестер, оставшихся без отца и матери . Много позже в одной из автобиографий Рубцов напишет: "Детство прошло в сельском детском доме над рекой Толшмой — глубоко в Вологодской области".

Никольское он всегда считал своей родиной. Здесь он окончил семилетку. И отправился в лесотехнический техникум. Учился он в нескольких тех­никумах, но ни одного не закончил.

Мальчишкой, не видевшим моря, бредил им. Мечта привела его, 16-летнего, в Архангельск, где он попал ко­чегаром на рыболовецкое судно. Манили и большие го­рода. В 1955 году он уже работает в Ленинграде, отсюда на четыре года уходит служить во флот. Здесь начинает писать и печататься во флотских изданиях.

Как я рвался на море!

Бросил дом безрассудно

И в моряцкой конторе

Все просился на судно .

Экстерном закончив вечернюю шко­лу в Ленинграде, Рубцов приезжает в Москву. Утвержде­ние поэтических представлений поэта и его взглядов на жизнь происходит уже в Москве, в пору учебы в Литинституте имени М. Горького. В Литинститут Рубцов при­шел с немалым багажом жизненных впечатлений и, главное, со своим творческим голосом.

Из воспоминаний Сергея Викулова:

На творческий конкурс Литинститута Рубцов представил самодельную книжку "Волны и скалы .". Но те, кто потом стал учить Рубцова, вероятно, не сразу поняли, что перед ними — не просто талант, а почти сформиро­вавшийся поэт . К своим двадцати шести годам про­шедший, как говорят, огонь и воду, познавший не только (а вернее, не столько) верхние, просторные и светлые этажи жизни, но и ее глухие подвалы и даже ее дно, он ждал от Литинститута не школярских разговоров о ямбах и хореях, а откровений о жизни, о душе человеческой . Ждал — и не дождался ."