Романтическое входит в содержание произведения, со­ставляет неотъемлемую часть его идейного строя, поэтому его не следует смешивать с лирическим, которое выражает эмоцио­нальное отношение автора к изображаемому и является ха­рактеристикой лишь стиля писателя. Романтическое не тож­дественно также субъективному. Романтическая субъективность выражает себя в принципе построения образа, сюжета, ком­позиции и, следовательно, опять-таки характеризует стиль произ­ведения, но в другом плане, чем лиризм.

Романтики борются за широкое изображение жизни - и положительных, и отрицательных ее явлений. Однако главное их внимание приковано к прекрасному. «Все романтическое, что можно найти в нравах, должно быть взято; нельзя пренебрегать приклю­чениями, если они могут служить целям символики. Обыденная действительность подлежит воспроизведению, чтобы стать пред­метом иронии и какого-либо противопоставления».

Ориентируя современных ему писателей на создание произве­дений, не умирающих вместе с породившим их веком, Шеллинг естественно приходит к мысли о необходимости мифологиза­ции литературы, т. е. насыщения ее образами-символами, кото­рые, обладая исторической конкретностью, заключают в себе об­щечеловеческое, не уничтожимте в ходе истории. Все великие ху­дожники прошлого, по мысли Шеллинга, шли по этому пути. Дон-Кихот Сервантеса — и обнищавший испанский идальго конца XVI—начала XVII века, и вместе с тем вечный, появляющийся в каждую эпоху романтический тип человека-борца. Столь же сим­воличен и Санчо Панса. «Выведенные Данте исторические лично­сти, как Уголино, — пишет Шеллинг,— будут всегда считаться ми­фологическими. < .> Также и Шекспир создал себе собственный круг мифов не только из исторического материала своей нацио­нальной истории, но и из обычаев своего времени и своего наро­да. < .> Насколько можно судить о гётевском Фаусте по то­му фрагменту, который мы имеем, это произведение есть не что иное, как сокровеннейшая, чистейшая сущность, нашего века: материал и форма созданы из того, что в себе заключала вся эта эпоха, со всем тем, что она вынашивала или еще вынашивает. По­этому «Фауста» и можно назвать подлинно мифологическим про­изведением».

Романтизму в Европе и в России предшествовали сильные реа­листические традиции, представленные творчеством просветите­лей-реалистов (Дидро, Бомарше во Франции; Лессинг, писатели «бури и натиска» в Германии; Филдинг, Смоллет в Англии; Фон­визин, Новиков, Радищев в России). В просветительском реализ­ме отражена преимущественно повседневная жизнь «частных лю­дей» (дворян, чиновников, коммерсантов), занятых устройством не политических, а частных дел. Характер тематики, распростра­ненной в реалистическом творчестве--XVIII в., привел к утверж­дению, господству двух наиболее популярных жанров в демокра­тической литературе того времени — семейно-бытового романа («Памела» Ричардсона, «История приключений Джозефа Эндрюса и его друга Абрахама Адамса» Филдинга, «Жизнь Марианны» Мариво, «Монахиня» Дидро и другие) и бытовой так называемой «мещанской» драмы («Побочный сын», «Отец семейства» Дидро, «Евгения» Бомарше, «Домашний учитель» Ленца и другие).

Великая Французская буржуазная революция, потрясшая до основания устои старого общества, изменила психологию не толь­ко государственного, но и «частного человека». Участвуя в клас­совых битвах, в национально-освободительной борьбе, народные массы творили историю. Политика становилась как бы их повсе­дневным делом. Изменившаяся жизнь, новые идейно-эстетические потребности революционной эпохи требовали для своего изобра­жения новых форм. Жизнь революционной и послереволюционной Европы трудно было уложить в рамки бытового романа или бы­товой драмы. Пришедшие на смену реалистам романтики ищут новые жанровые структуры, трансформируют старые.

Для романтиков характерна широта, масштабность художест­венного мышления. Для воплощения идей общечеловеческого зна­чения они используют христианские легенды, библейские сказания, античную мифологию, народные предания («Пророческие книги» Блейка, «Небо и земля», «Каин» Байрона, «Освобожденный Прометей» Шелли и т. п.). Поэты романтического направления прибе­гают к фантастике, к символике и другим условным приемам ху­дожественной изобразительности, что дает им возможность по­казывать действительность в таком широком развороте, какой был совершенно немыслим в реалистическом искусстве. Вряд ли, на­пример, можно передать все содержание «Демона» Лермонтова, придерживаясь принципа реалистической типизации. Поэт обнимает своим взором все мироздание, набрасывает космические пей­зажи, в воспроизведении которых реалистическая конкретность, привычная в условиях земной реальности, была бы неуместна:

На воздушном океане

Без руля и без ветрил

Тихо плавают в тумане

Хоры стройные светил.

Характеру поэмы более соответствовала в данном случае не точ­ность, а, напротив, неопределенность рисунка, в большей мере пе­редающего не представления человека о мироздании, а его чув­ства. Точно так же «заземление», конкретизация образа Демона привели бы к известному снижению понимания его как существа титанического, наделенного сверхчеловеческой мощью. Романти­ческая символичность, отвлеченность также оправдывают себя там, где жизнь рассматривается на огромном историческом простран­стве, в стремительном движении от одних форм к другим. В «Ко­ролеве Маб» Шелли на колоссальном небесном экране перед чи­тателем проходит европейская история, начиная с античности и кончая будущим «золотым веком». Ясно, что для реалистического воплощения такого замысла потребовалась бы не одна поэма, а десятки солидных романов.

Интерес к условным приемам художественной изобразительно­сти объясняется тем, что романтики часто ставят на разрешение философские, мировоззренческие вопросы, хотя, как уже отмечалось, они не чуждаются и изображения будничного, прозаически-повседневного, всего того, что несовместимо с духовным, челове­ческим. В романтической литературе (в драматической поэме) конфликт строится обычно на столкновении не характеров, а идей, целых мировоззренческих концепций («Манфред», «Каин» Байро­на, «Освобожденный Прометей» Шелли), что, естественно, выво­дило искусство за пределы реалистической конкретности.

Романтизм широко раздвинул не только временные и прост­ранственные границы искусства, но и обогатил его тематически. Во все романтические жанры влилась политика, вошла жи­вая современность, находящаяся в процессе революцион­ного преобразования, в борьбе различных общественно-политиче­ских сил. В XVII—XVIII вв. актуальные политические вопросы рассматривались на историческом материале и главным образом в драматургии. Корнель, Расин, Вольтер, Сумароков, Шиллер и другие широко использовали труды античных истори­ков, события национальной истории, отдавая предпочтение тем, которые позволяли поставить животрепещущие проблемы века, выразить свою точку зрения. Романтики вводят современность в эпические жанры. Их интересует преимущественно психология современного молодого поколения, близкого им по строю мыслей и чувств. Так возникает исповедальный роман — «Атала» и «Рене» Шатобриана, «Дельфина», «Коринна, или Италия» де Сталь, «Адольф» Констана, «Исповедь сына века» Мюссе и дру­гие. Политическая тема входит в поэму («Паломничество Чайльд - Гарольда» Байрона), в путевой очерк («Путевые картины» Гейне), в лирику, усиливая ее революционное звучание.