В каждом из нас живёт хорошее и плохое. У кого-то хорошего больше, у кого-то больше плохого. Отчего это зависит? Может быть, от воспитания, может, от судьбы, а может от самого человека. Во всех этих вопросах трудно разобраться, сложно понять человека, его поведение, жизненные устои и судьбу, поэтому мне было совсем нелегко разобраться в самом, на мой взгляд, таинственном герое романа Л.Н. Толстого “Война и Мир”. Впервые мы видим его пьяного, в белой рубашке, на рассвете, в шумной компании Анатоля Курагина: «Долохов был человек среднего роста, курчавый и со светлыми голу­быми глазами . Он не носил усов, как и все пехотные офи­церы, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден . В середине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовыва­лось постоянно что-то вроде двух улыбок . и все вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взгля­дом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заме­тить этого лица». Эти светлые голубые глаза, этот твердый, наглый и умный взгляд мы увидим много раз: на смотре в Браунау, и в бою под Шенграбеном; во время дуэли с Пьером, и у зеленого карточ­ного стола, за которым Ростов проиграет Долохову сорок три тысячи, и у ворот дома на Старой Конюшенной, когда сорвется попытка Анатоля увезти Наташу, и позже, в войну 1812 года, когда отряд Денисова и Долохова спасет из французского пле­на Пьера, но в бою за пленных погибнет мальчик, Петя Ро­стов, — тогда жестокий рот Долохова скривится, и он отдаст приказание: всех захваченных французов расстрелять. С одной стороны Долохов храбр и отважен, а с другой бесчеловечен и жесток.

Какой же он на самом деле? Он «был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что и Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля».

Ему не на что и не на кого рассчитывать — только на себя. Развлекались втроем: Долохов, Анатоль и Пьер—«достали где-то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем .» Чем же все это кончилось?

Долохов был офицером — и потому его разжаловали в сол­даты. Пьер нигде не служил, его нельзя было разжаловать, но наказанье его постигло легкое, — видимо, из уважения к уми­рающему отцу. Анатоль был офицером — его не разжаловали. Долохов запомнил это и Анатолю, и Пьеру.

Еще один урок он получил на войне. Встретив Жеркова, принадлежавшего раньше к его «буйному обществу», он убе­дился, что Жерков «не счел нужным узнать его» в солдатской шинели. Этого Долохов тоже не забыл — и когда Жерков, после разговора Кутузова с разжалованным, радостно приветствовал Долохова, тот отвечал подчеркнуто холодно.

Перед нами вырисовывается характер жестокий, эгоистичный и мстительный, но в то же время перед нами предстает одинокий человек. Первые же слова, которые мы услышали от Долохова, были жестоки. Пьяный Пьер пытался повторить его «подвиг»: выпить бутылку рома, сидя на открытом окне. Анатоль пытался удержать Пьера.

«— Пускай, пускай,—сказал Долохов улыбаясь».

Он бессердечен к людям, и его развлекает возможная смерть другого человека (разве толстый, неповоротливый Пьер способен выпить бутылку рома сидя на открытом окне?)

Прошел год—очень нелегкий год солдатчины, трудных походов и не менее трудных смотров. Мы видели, как Долохов отстаивал свое достоинство перед смотром в Браунау и как настойчиво напоминал генералу о своих заслугах в Шенграбенском бою. Долохов чудом не погиб на льду австрийских пру­дов, приехал в Москву и поселился в доме Пьера. Как раньше он не жалел Пьера, так не жалеет и теперь: живя в его доме, он завел роман с его женой. Не влюбился в нее, не полюбил — это бы хоть в какой-то степени его оправдывало. Нет, Элен так же безразлична ему, как другие светские женщины, он просто развлекается и, может быть, мстит Пьеру за историю с медве­дем, за то, что Пьер богат и знатен. Пьер знает: «Долохов не остановится перед тем, чтобы опозорить старого приятеля. Для него была бы особенная прелесть в том, чтоб осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я . помог ему»

Он боится Долохова — могучий Пьер. Приучив себя додумывать все до конца и быть откровенным с самим собой он честно признается себе: «Ему ничего не значит убить человека . Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно, я боюсь его .» Но в душе его, преодолевая страх, поднимается бешенство, и когда Долохов «с серьезным выражением, но с улыбающимся в угла ртом, с бокалом обратился Пьеру»,— это бешенство вскипает, ищет выхода. Что же делает Долохов, видя бешенство Пьера? Он просто издевается над несчастным Пьером. Долохов предлагает унизительный тост: «За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников»

Этого мало: он выхватил из рук Пьера листок с текстом кантаты — само по себе это было бы вполне возможно при их приятельских отношениях, но сейчас «что-то страшное и безобразное, мутившее его во время обеда, поднялось и овладело» Пьером. «Не смейте брать! —крикнул он». И Все вокруг испуганы, но Долохов смотрит «светлыми, веселыми, жестокими глазами .».

«Бледный, с трясущеюся губой, Пьер рванул лист. Вы . вы . негодяй! я вас вызываю,—проговорил он и, двинув стул, встал из-за стола».

И вот — дуэль в Сокольниках. Секунданты Несвицкий и Денисов делают, как полагается, попытку примирения. «Нет, об чем же говорить!—сказал Пьер,—все равно . Вы мне скажите только, как куда ходить и стрелять куда?»

Долохов знает, что Пьер не умеет стрелять. Но и он тоже отвечает секунданту: «Никаких извинений, ничего реши­тельно».

Оба секунданта понимают, что происходит убийство. По­этому они медлят минуты три, когда уже все готово. Кажется, ничто не может спасти Пьера. Понимает ли это Долохов? Чем виноват перед ним Пьер — за что он готов убить этого че­ловека?

«Становилось страшно», — пишет Толстой. И вот Денисов выходит к барьеру и сердито кричит: «Г' .аз! Два! Тг'и!» Уже нельзя остановить то, что происходит, и Денисову остается |только сердиться.

Пьер, нелепо вытянув вперед правую руку, «видимо боясь, как бы из этого пистолета не убить самого себя», стреляет первым — и ранит Долохова.

Оба они поступают после выстрела Пьера точно так, как должны поступать именно эти два человека, с этими

Пьера, Долохов разрушил эту семью. Войдя в дом Николая Ростова, он попытался отнять у своего друга невесту. Соня отказала ему — Долохов не таков, чтобы не отмст­ить. Он не вызывает Николая на дуэль, но обыгрывает его в карты — сознательно, холодно и обдуманно: приглашает свою жертву запиской в гостиницу, несколько раз спрашивает: «Или боишься со мной играть?», предупреждает: «В Москве рас­пущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее», — и, выиграв огромную сумму, «ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю», замечает: «Ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюбле­на в тебя. Я знаю».