Уроки судьбы
Рефераты >> Литература >> Уроки судьбы

Недаром Булгаков много думал и писал о «нелепости судьбы таланта», о «самых опасностях на пути таланта»1. Судьба порой являлась ему в виде страшного, беспомощного существа, играющего беспомощными человечками. В одном из писем философу Попову Булгаков написал: «Я ни за что не берусь уже давно, так как не распоряжаюсь ни одним моим шагом, а Судьба берет меня за горло»2.

Однако то была минутная слабость. Булгаков был человеком мужественным, волевым и целеустремленным и находил в себе силы для того, чтобы преодолевать препятствия, встречавшиеся на пути писателя. Он всегда оставался русским писателем классической школы, честным интеллигентом, в огне революции гражданской войны осознавшим неразрывность своей связи с народом, Родиной. Его выбор был однозначен. Обо многом говорят известные слова Булгакова, сказанные 18 апреля1930 года в телефонном разговоре со Сталиным: «Я очень много думал в последнее время, может ли русский писатель жить вне Родины, и мне кажется, что не может».3

Одна из легенд, связанных с именем Булгакова, заключалась в том, что хотя он начал писать поздно, но сразу с удивительной самобытностью и зрелостью. Но еще, будучи начинающим врачом, в Вязьме, Булгаков, видимо, впервые попробовал всерьез и свое перо: написал несколько рассказов. Ни одна из ранних рукописей, к сожалению, не сохранилась. Известно теперь, что большой драматургии Булгакова, начатой «Днями Турбиных», предшествовали пять малоудачных пьес, написанных во Владикавказе 1920-1921годах, которые автор уничтожил и о которых желал бы забыть навсегда. Исследователи высказывают остроумную догадку, что значение этой «преддраматургии» не столько в том, что он проверял и отрабатывал в ней приемы будущего сценического письма, сколько в том, что он понял, как не надо писать. Смолоду среди любимых авторов Булгакова были Гоголь, Чехов, Солтыков-Щедрин.

После кратковременного пребывания в московском ЛИТО (Литературный отдел Главполитпросвета при Наркомпросе) Булгаков стал сотрудником газеты «Накануне», издававшейся в Берлине, и московского «Гудка». К этому времени Булгаков успел поработать врачом в прифронтовых госпиталях, знал глухую русскую провинцию, оказался свидетелем кровавых событий гражданской войны в Киеве, участвовал в стычках с горцами на Кавказе, принимал пациентов как врач венеролог, а так же успел побывать актером, конферансье, лектором, составителем словаря, инженером в научно-техническом комитете, и все это вместе с репортерской и иной газетной работой отложилось в памяти.

Глава III

ТРУДНЫЕ ГОДЫ КРИЗИСА

Писательская биография Михаила Булгакова была необыкновенно деятельна. Когда молодой Булгаков осенью 1921года приехал из Киева в Москву и начал работать в газетах и журналах, приютивший его родственник Б.М. Земский говорил: «Миша меня поражает своей энергией, работоспособностью, предприимчивостью и бодростью духа… Можно с уверенностью сказать, что он поймает свою судьбу – она от него не уйдет»4. Эту бодрость духа, стойкость Булгаков хранил до конца. Он поймал свою судьбу, обрел свое место в истории отечественной литературы, но стоило ему это очень дорого.

Речь шла, понятно, не об одних житейских трудностях. О них сам писатель в веселом «Трактате о жилище» сказал так: «Где я только не был! На Мясницкой сотни раз, на Варварке – в Деловом Дворе, на Старой Площади – в Ценросоюзе, заезжал в Сокольники, швыряло меня и на Девичье поле. Меня гоняло по всей необъятной странной столице одно желание – найти себе пропитание. И я его находил, - правда, скудное, наверное, зыбкое. Находил его на самых фантастических и скоротечных, как чахотка, должностях, добывая его странными, утлыми способами, многие из которых теперь, когда мне полегчало, кажутся мне теперь смешными. Я писал торгово-промышленную хронику в газетку, а по ночам сочинял веселые фельетоны, которые мне самому казались не смешнее зубной боли, подавал прошение в Льнотрест, а однажды ночью, остервенившись от постного масла, картошки, дырявых ботинок, сочинил ослепительный проект световой торговой рекламы… Что это доказывает? Это доказывает только то, что человек, борющийся за свое существование, способен на блестящие поступки» 5.

Блистательный юморист Булгаков смешит нас, но тогда ему было не до шуток, он скитался по нетопленым углам, брался за любую газетную поденщину. И куда тяжелее была для него борьба литературная, обретение своего творческого пути, собственной судьбы. Ведь вся тогдашняя литература только создавалась, строилась объединенными усилиями лучших творческих сил, глубинный смысл этой культурной работы затемнялся порой борьбой группировок и писательских самолюбий. В этой пестрой сутолоке не сразу видна была центральная дорога послеоктябрьской отечественной литературы, и поэтому такое значение получала тогда проблема выбора пути, решение, с кем и куда пойдет писатель.

В этом отношении Михаил Булгаков волею судеб был поставлен в особое, весьма неудобное и рискованное положение. Он не принадлежал к сословию российского дворянства, предки его не числились в купеческих гильдиях и промышленниках, рабочих и крестьян среди них также не имелось. Нельзя назвать Булгакова и потомственным интеллигентом.

Родное гнездо, дом и семья всегда имели для Булгакова значение первостепенно важное и непреходящее, очень многое определили в его характере и судьбе. Профессорская семья была дружная и веселая. Булгаковы любили музыку и театр, сам Михаил в юности хотел стать артистом, играл в домашних спектаклях и экспромтом писал небольшие юмористические рассказы. Было душевное тепло, были незабываемые счастье и радость. Образы дома, братьев, сестер, матери проходят через всю булгаковскую прозу как символ навсегда утраченного счастья, появляясь уже в первых его литературных опытах: «Я заснул и увидел гостиную со старенькой мебелью красного плюша. Уютное кресло с треснувшей ножкой. В раме пыльной и черной портрет на стене. Цветы на подставках. Пианино раскрыто, и партитура «Фауста» на нем». Отсюда уже разворачиваются первые сцены романа «Белая гвардия» и авторские ремарки «Дней Турбиных», но здесь, в раннем рассказе, рождается первый набросок по памяти, вспоминается уютный киевский дом, где маленький Миша впервые прочел в девять лет «Мертвые души» и навсегда полюбил их лирического и ранимого автора, прорывается великая тревога о судьбе младшего брата Николая, мобилизованного белыми. Ибо весной 1918 года Булгаков вернулся в дом № 13 по Андреевскому спуску в труднейшие дни гражданской войны, и война эта, покончив с прежней идиллией, властно вошла в жизнь булгаковской семьи, разметав ее по свету и оставила неисцелимые раны в душе самого писателя, потрясенного сценами жесточайшего кровопролития.

Конечно же, изнемогавший от иноземной оккупации и трагической междоусобицы Город находил в себе силы для продолжения жизни, духовная культура древнего Киева отнюдь не умерла, сюда стекались пестрые толпы со всей России.

Однако в это время Булгакову было не до литературы. Вместе со всеми киевлянами он пережил более десяти переворотов. Его как врача мобилизовали петлюровцы. Бежал, вернулся домой. Затем пришли белогвардейцы. Опять мобилизация осенью 1919года, и, наконец, гражданская война забросила врача Михаила Булгакова во Владикавказ. По дороге, прикованный тифозной горячкой к медицинской двуколке, он видел повешенных на железнодорожных фонарях рабочих-большевиков, зверство белых, уничтожавших мятежные горные аулы. Здесь, во Владикавказе, он начал писать, оставив врачебную профессию.


Страница: