С самого начала пьесы, многое звучит как спор Горького с самим собой, со своей прежней идеализации босяков. В костылевской ночлежке свобода оказывается призрачной: опустившись на “дно”, люди не ушли от жизни, она настигает их. И прежнее горьковское желание – рассмотреть в босяках, люмпенах, людей, отторгнутых от нормальной человеческой жизни, прежде всего хорошее – также отступает на второй план. Эти люди жестоки друг к другу, жизнь сделала их такими. И эта жестокость проявляется, прежде всего, в том, с какой настойчивостью они разрушают иллюзии других людей, например, Насти, умирающей Анны, Клеща с его надеждой выбраться из ночлежки, начать новую жизнь, Барона, все достояние которого составляют воспоминания о былом величии рода и которому Настя бросает в ожесточении реплики: “Врешь, не было этого!”.

Обитатели “дна“ выброшены из жизни в силу условий, царящих в обществе.

Человек предоставлен самому себе. Если он споткнулся, выбился из колеи, ему грозит “дно”, неминуемая нравственная, а нередко и физическая гибель.

А ведь это люди, которые знали и другую жизнь. И поэтому полна страстных мечтаний Наташа, думает о светлых чувствах Настя, верит в свою мечту больной и опустившийся Актер. У них только и осталось в жизни, что вера. “У нас нет имени! Даже собаки имеют клички, а мы нет!” – с горечью восклицает Актер. И в этом возгласе нестерпимая обида человека, выброшенного за борт жизни. У них отняли все, у этих забытых людей, но не смогли отнять веры в лучшее. Этим качеством с избытком обладал сам Горький, наделял он им и своих героев.

3)Утешитель Лука.

В ночлежку приходит неведомо откуда взявшийся персонаж, новый постоялец – Лука. Вместе с ним появляется новый мотив в пьесе: возможность утешения или разоблачения. С его появлением начавшийся спор о человеке, о правде и лжи в его жизни обостряется. Но этот спор начинается задолго до появления Луки и продолжается после его ухода. Уже в самом начале пьесы Квашня тешит себя иллюзиями, что она – свободная женщина, а Настя – мечтами о великом чувстве, заимствуя его из книги “Роковая любовь”. И с самого начала в этот мир иллюзий врывается роковая правда. Не случайно бросает свою реплику Квашня, обращаясь к Клещу: “Не терпишь правды!”. В среде ожесточенных людей и появляется Лука. Именно на этот персонаж пьесы вызывает наиболее ожесточенные споры, составляет ее драматический нерв. После появления Луки обозначаются три центра в последующем споре о человеке: сам Лука, Сатин и Бубнов – три главных героев пьесы. Лука выступает в роли утешителя.

Обманщик Лука по-своему гуманен, но его гуманизм пассивно-сострадательный. Проникнутая глубоким гуманизмом, пьеса отрицательно отвечает на вопрос – надо ли доводить сострадание к людям до утешительного обмана.

Пожилой странник напоминает члена религиозной секты. Имя персонажа ассоциируется с евангелистом; Лука говорит: “Христос-от всех жалел и нам так велел” – однако на прямой вопрос, есть ли Бог, отвечает: “Коль веришь – есть, не веришь – нет … Во что веришь то и есть…” Лука ухаживает за умирающей Анной, жалеет ее, утешает тем, что на том свете, в раю, не будет мучений и не стоит цепляться за “земную” жизнь. Актеру говорит о якобы существующей бесплатной лечебнице для алкоголиков. Лука верит в силу мечты: “Человек – все может… Лишь бы захотел…” – и пытается заронить мечту в душу каждого человека. Вору Ваське Пеплу он советует уехать в Сибирь и начать жизнь заново. Когда жена хозяина ночлежки Василиса уговаривает Ваську “освободить ее от мужа”, Лука, желая помочь Пеплу, прячется на печке и подслушивает разговор, а затем мешает завязаться драке Пепла с Костылевым. Проститутку Настю, над книжными фантазиями которой смеются все, Лука утешает: “Коль ты веришь, была у тебя настоящая любовь… значит – была она”. В обитателей ночлежки он вселяет иллюзии, причем жизненный опыт его таков, что он тонко чувствует людей, знает, что каждому из них важнее всего. И он безошибочно нажимает на главный рычаг человеческой личности. Ночлежники притягиваются к нему, согретые лучами доброты и сочувствия. Странник сумел заронить и зажечь в сердце каждого искру надежды и мечты. Лука относится к ним так потому, что, по его мнению, любой индивидуум достоин уважения как личность. Так, “Ни одна блоха – не плоха”. По словам Луки, каждого человека необходимо поддерживать в беде, пусть даже и посредством “лжи во спасение”. Но слова Луки нельзя назвать ложью с полной уверенностью: может быть, после смерти Анну ждет то, что он ей посулил, а может быть, “будет там одна комнатка, этак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность”; существование больницы для Актера, по крайней мере, правдоподобно, а будущая жизнь Пепла не известна никому; может быть, она сложится удачно. Лука, таким образом, не лжет, а превращает возможное в действительное. Он дарит каждому оптимизм, которого так всем не хватало, - надежду на благоприятное будущее. Подкрепляя примером свои слова о пользе жалости, Лука рассказывает, как некогда сам пожалел грабителей, чем спас их, ибо в противном случае они убили бы его и сами погибли бы на каторге. Лука рассказывает также притчу о “праведной земле” – о бедном человеке, который верил в существование такой земли, но, разочарованный тем, что на карте у ученого таковой не оказалось, повесился. Этим Лука хочет лишний раз подтвердить, насколько спасительна для людей иногда ложь и как не нужна и опасна для них бывает правда. Когда Пепел зовет Наташу уйти вместе с ним, Лука советует ей почаще напоминать Пеплу, что тот “хороший человек”. На слова Костылева, что человеку нужна отнюдь не всякая правда, Лука отвечает перифразом евангельской притчи: “есть земля, неудобная для посева… и есть урожайная земля… что ни посеешь – родит”.

Борьба за мечту придает человеку сил. Лука помогает мечте, быть может, еще не осознанной, оформиться в целое, чтобы подняться со дна, как он пытался помочь Актеру и Пеплу, или чтобы наркотически смягчить боль, причиняемую реальностью, такими персонажам как Настя и Анна. Он прибегает ко лжи, как к словесному наркотику, как к обезболивающему средству.

Во время завязавшейся драки, когда Пепел убивает Костылева и едва не убивает Василису, Лука в суматохе исчезает. В последнем действии ночлежники вспоминают о нем, высказывая различное отношение к “утешающей лжи”.

Ни один герой не смог вырваться со дна на поверхность: повесился Актер, Пепел – в тюрьме, погибает Анна, все остальные измотаны, изуродованы жизнью до последней степени, поэтому действие Луки (полезное? вредное?) свелось лишь к анестезии чужой боли.

Зритель видел, что Лука искренне любил людей, хотел им добра, но – увы – не знал верных путей к всеобщему счастью. Искренняя и бескорыстная ложь гораздо опаснее и вреднее лжи корыстной и лицемерной.

После ухода странника Луки еще тяжелее стала жизнь ночлежников. Люди так изломаны, что им уж нечего ждать. И надежда, оброненная Лукой, лишь разбередила их раны. Поманил странник, а дороги не показал.

Как ореховая скорлупа раздавлены мечты Клеща о лучшем времени, и в результате мы видим его падшим крайне низко: “ Никогда уже он не выберется отсюда”. И читателю становится не по себе от этих.