Последние страницы истории романовской монархии
Рефераты >> История >> Последние страницы истории романовской монархии

К предметам ведения Особого Совещания, в частности, относятся:

1) высший надзор за деятельностью всех правительственных заводов, арсеналов и мастерских, а также частных заводов и иного рода промышленных предприятий, изготовляющих предметы боевого и прочаго материальнаго снабжения армии и флота;

2) содействие образованию новых заводов и иного рода промышленных предприятий;

3) распределение необходимых, в видах снабжения армии, заказов между русскими и иностранными заводами и иного рода промышленными предприятиями…

2. Особое Совещание есть высшее государственное установление. Никакое правительственное место или лицо не дает Особому Совещанию предписаний и не может требовать от него отчета…

3. В состав Особаго Совещания входят: 1) Председатель Государственнаго Совета; 2) Председатель Государственной Думы; 3) девять Членов Государственнаго Совета и девять членов Государственной Думы… 4) представители от министерств; Морскаго, Финансов, Путей Сообщения…; 5) пять представителей от Военнаго Министерства…; 6) представители Всероссийских земскаго и городскаго союзов (контролировавшихся кадетами), по одному от каждого…; 7) четыре представителя Центральнаго военно-промышленного комитета (находившегося под контролем октябристов)…» (Особые совещания и комитеты военного времени: Свод законов. Пг., 1917, с.7-9).

Увертливость правительства возмутила думскую оппозицию. Тем более что вышеизложенное совпало с устранением с поста Верховного главнокомандующего популярного в Думе великого князя Николая Николаевича и самоназначением 23 августа на этот пост императора Николая II, в связи с чем А. Деникин писал: «В августе 1915 года государь, под влиянием кругов императрицы и Распутина, решил принять на себя верховное командование армией. Этому предшествовали безрезультатные представления восьми министров и некоторых политических деятелей, предостерегавших государя от опасного шага. Официальными мотивами выставлялись, с одной стороны, трудность совмещения работы управления и командования, с другой – риск брать на себя ответственность за армию в тяжкий период ее неудач и отступления. Но истинной побудительной причиной этих представлений был страх, что отсутствие знаний и опыта у нового Верховного главнокомандующего осложнит и без того трудное положение армии, а немецко-распутинское окружение (Николая II), вызвавшее паралич правительства и разрыв его с Государственной думой и страной, поведет к разложению армии.

Ходила, между прочим, молва, впоследствии оправдавшаяся, что решение государя вызвано отчасти и боязнью кругов императрицы перед все более возраставшей, невзирая на неудачи армии, популярностью великого князя Николая Николаевича…» (Деникин А.И. Указ. соч., с.27). Более определенно о последней причине такого поступка царя записал в своем дневнике английский посол во Франции лорд Берти: «Принятие российским императором верховного командования не совсем неожиданно. Он до некоторой степени подозревал, что великий князь Николай вышибет его, если он сам не вышибет великого князя… Император становится не популярным» (Берти Ф. За кулисами Антанты. Дневник британского посла в Париже. 1914-1919. Л., 1927, с. 72). Правда, точнее было бы сказать более определенно: «император давно непопулярен», ибо уже в начале 1912 года, т.е. задолго до начала Первой мировой войны, до празднования 300-летия Дома Романовых, до скандала с делом Бейлиса, общественное мнение так сформулировало свое отношение к Николаю II: «В данное время всякое уважение к царю пропало» (Дневник А.В. Богданович // Три последних самодержца. М. – Пг., 1924, с. 495).

Хотя думская оппозиция заявляла, что создание Прогрессивного блока – это шаг в сторону ее сотрудничества с исполнительной властью, Николай II и его близкое окружение пришли к иному мнению, и «… 29 августа (1915 года) И.Т. Горемыкин (тогдашний премьер-министр) выехал в Ставку к государю. Еще через день (31 августа) он вернулся и… сообщил коллегам, что Государственная дума 3 сентября должна быть распущена…

Протянутую руку оттолкнули. Конфликт власти с народным представительством и с обществом превращался отныне в открытый разрыв. Испытав безрезультатно все мирные пути, общественная мысль получила толчок в ином направлении. Вначале тайно, а потом все более открыто начала обсуждаться мысль о необходимости и неизбежности революционного исхода» (Страна гибнет сегодня. Воспоминания о Февральской революции 1917 года. М., 1994, с. 5).

Подобная оценка событий конца лета 1915 года возлагала ответственность за все случившееся в дальнейшем (1917 год) непосредственно на царя. Императорское же окружение, естественно придерживалось версии прямо противоположной. Уже хорошо известный нам автор считал, что «императорский строй мог бы существовать до сих пор, если бы «красная опасность» исчерпывалась такими людьми, как Толстой и Кропоткин, террористами, как Ленин и Плеханов, старыми психопатками, как Брешко-Брешковская (народница, одна из создателей эсеровской партии, эмигрантка с 1919 года, известная в демократических кругах как «бабушка русской революции».) или же Фигнер, или авантюристами типа Савенкова или Азефа. Как это бывает с каждой заразительной болезнью, настоящая опасность революции заключалась в многочисленных носителях заразы: мышах, крысах и насекомых… Или же выражаясь более литературно следует признать, что большинство русской аристократии и интеллигенции составляло армию разносчиков заразы. Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и др. общественных деятелей, живших щедротами Империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян; полиция справилась бы с террористами. Но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства, и оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах» (Великий князь Александр Михайлович. Указ. соч., с. 162-163).

Парадоксальность великокняжеской оценки чисто внешняя, поскольку она базировалась на реалиях последних лет царствования Николая II, когда личность этого императора стала неприемлемой для всех слоем российского общества – это во-первых, а во-вторых, свержение царя (и в итоге монархии), действительно, произошло отнюдь не только «снизу», как утверждала советская историография, но и «сверху», т.е. методом традиционного дворцового переворота, опиравшегося на военно-бюрократическую верхушку империи. Впрочем, об этом позже.

Итак, с осени 1915 года пути Госдумы и царского двора разошлись. Отныне император сделал ставку на единственную политическую силу, которая осталась ему верной, -- на черносотенцев, к которым он всегда относился с искренней симпатией. В результате, «обломки провинциальных отделов «Союза русского народа» были восстановлены и принялись за ту же работу, которой занимались в 1905-1907 гг.: они резко нападали на Прогрессивный блок, на Городской и Земский союзы, видя в оживившейся деятельности общественных организаций подготовку революционного выступления. Под их влиянием назначенная «не позднее 15 ноября» (1915 года) сессия Государственной думы была отсрочена без точного указания срока созыва -- первый случай за время существования законодательных учреждений. Съезды Городского и Земского союзов, назначенные на 5 декабря, были запрещены. Депутация этих союзов с жалобами на роспуск Государственной думы и с требованиями «министерства доверия» не была принята государем…


Страница: