Титул императора был одним из наиболее одиозно-монархических атрибутов власти принцепса, и, чтобы хоть как-то примирить с ним общественное мнение, преемник Августа, Тиберий всячески подчёркивал его специфически-военный характер, по-видимому, следуя в этом примеру своего приёмного отца.

Помимо армии в качестве социальной опоры власти Августа мы упоминали о личной партии. Конечно, говорить о партии в современном смысле слова нельзя. Мы имели в виду не столько сам термин, сколько латинское слово, от которого он происходит: pars, то есть часть, сторона. Сторонники у Августа были во всех слоях римского общества, как в Италии, так и в провинциях. Если картина его правления, представленная в источниках, верна (а у нас нет оснований полагать, что это не так), то большинство римских граждан и значительная часть провинциалов были, по-видимому, довольны режимом и заинтересованы в нём. Этот факт не должен нас удивлять. Эпоха Августа принесла с собой внешний и внутренний мир, порядок, личную безопасность, так что выгоды нового строя ощутил на себе буквально каждый. От утраты же политической свободы пока пострадала лишь сравнительно немногочисленная группа людей – часть правящего нобилитета. Римляне века Августа ещё не были знакомы с обратной стороной единовластия, столь ярко проявившейся впоследствии – произволом императора и его присных.

Наконец, несколько слов следует сказать и о том, как Август в его роли правителя Империи воспринимался большинством своих современников. Режим Августа подкреплялся мощной, организованной в различных формах политической пропагандой: монументальное искусство, широкая строительная программа, литература, монеты и т. д. Образ принцепса как божественного установителя мира, победителя врагов республики и восстановителя государства (restitutor rei publicae) был, по-видимому, прочно внедрён в сознание римлян . Вокруг Августа уже при жизни начал создаваться культ, и нам представляется, что в его насаждении важную роль играло не только давление сверху, но и ещё более сильное стремление снизу. Наделённый непререкаемым авторитетом национальный вождь и спаситель отечества Август более 40 лет управлял империей, можно сказать, с согласия и одобрения всего римского народа .

Это позволяло ему придерживаться очень либерального для столь неограниченного правителя политического курса. Идиллия в отношениях власти и общества не была при нём омрачена сколько-нибудь значительными эксцессами. Лишь при его преемниках сущность принципата как авторитарной диктатуры, в конечном итоге основанной на военной силе и узурпации, выходит наружу. Не имея того почти божественного статуса, каким в глазах римлян обладал Август, его наследники компенсируют этот недостаток своего положения фактором силы, опираясь на которую жёстко навязывают обществу свою волю.

Заключение

В заключение хотелось бы обратиться к проблеме типологизации системы принципата. Рассмотреть данный вопрос подробно в рамках данной работы не представляется возможным, поэтому ограничимся лишь общей декларацией. Выше уже было отмечено то обстоятельство, что современная историческая наука, в общем, придерживается взгляда на власть Августа как на уникальный комплекс политических и правовых элементов, который не может быть определён каким-либо одним термином или краткой формулой. Данный тезис был выдвинут ещё М. И. Ростовцевым и в той или иной степени получил отражение в трудах А. фон Премерштейна, Р. Сайма, Л. Виккерта и в посвящённом Августу разделе «Кембриджской древней истории» . Проистекающие отсюда трудности вынуждают исследователей, пытающихся определить специфику положения принцепса в римском государстве, прибегать к историческим аналогиям, не всегда ограничиваясь при этом рамками истории Древнего мира. Однако представляется, что наиболее устойчивые параллели возможны как раз с древними обществами. Впрочем, сопоставление принципата и Римской империи с эллинистическими монархиями, Сицилийской державой Дионисия I и Карфагеном, встречающиеся в литературе по античной истории , наряду с явными общими чертами обнаруживает и весьма существенные различия.

Так, в частности, эллинистическя монархия как своеобразная политическая система, представляющая собой сплав элементов греческой и восточной государственности, при значительном преобладании последних , возникла в результате завоевательных походов Александра Македонского на Восток и последующего распада его державы, тогда как формирование системы принципата явилось закономерным итогом внутреннего развития римской гражданской общины (civitas). Влияние политической практики чужеземных, тех же эллинистических, государств, на этот процесс имело явно второстепенное значение.

Первоначальная неразвитость авторитарного режима, выросшего на местной почве и вынужденного считаться с полисной традицией сближает Римскую империю с державой Дионисия. Данный факт был особо отмечен Э. Д. Фроловым, посвятившим тирании Дионисия специальное исследование. Однако Римской империи были присущи устойчивость и стабильность, совершенно не свойственные её сицилийской родственнице .

В истории западного эллинства периоды консолидации греческих колоний Италии и Сицилии под властью того или иного удачливого вождя перемежаются периодами распада и дезорганизации созданных было объединений полисов . Равным образом и для внутренней истории Сиракуз характерно чередование тиранических режимов и республиканской формы правления.

Напротив, Римская империя сохраняла относительную стабильность на протяжении, по крайней мере, двух веков, вплоть до смерти Марка Аврелия в 180 г. н. э. Гражданская война 68-69 гг. н. э. не только не привела к развалу государства, но даже способствовала укреплению императорского режима: власть Флавиев и их преемников, Антонинов, опирается уже на гораздо более широкую социальную базу, нежели аристократический принципат Юлиев-Клавдиев .

Развитие политических структур римского государства в этот период также отличалось завидной преемственностью основных тенденций: усиление монархического начала, формализация императорской власти, постепенная бюрократизация управления, увеличение роли провинций оставались магистральными линиями этого процесса на данном историческом отрезке .

Среди возможных античных параллелей, пожалуй, именно Карфаген обнаруживает наибольшее количество черт, роднящих его с государством римлян. Как и в Риме, в Карфагене существовала так называемая смешанная форма государственного устройства, причём огромным влиянием пользовалась могущественная аристократия. Однако, торгово-колониальный характер карфагенского государства, присущий ему уже на ранней стадии развития , мог в дальнейшем оказаться непреодолимым препятствием на пути его превращения в прочную и консолидированную территориальную державу. Римской республике II-I вв. до н. э. также были свойственны черты колониальной державы, но переход к системе империи как раз и ознаменовался их постепенным изживанием. Провинции, в эпоху республики рассматривавшиеся как поместья римского народа, в императорскую эпоху становятся, хотя и не сразу, частью единого средиземноморского государства. Но, как бы там ни было, свой шанс стать господином Средиземноморья Карфаген упустил.