Сколько злости в этих строчках, а какие эпитеты подбираются! «Гнилого», «истребили». Хотя все здесь правильно: кровопролитная, разорительная, непопулярная война действительно развалила экономику страны, что вызвало небывало мощный протест масс.

Дальше Ленин утверждает, что «если поражения в начале войны играли роль отрицательного фактора, ускорившего взрыв, то связь англо-французского финансового капитала, англо-французского империализма с октябристко-кадетским капиталом в России явилось фактором, ускорившим этот кризис путем прямо-таки организации заговора против Николая Романова»24.

Шикарно! Просто прекрасные строчки, особенно после сегодняшних разговоров о том, что в октябре 1917 года большевикам помогала Германия, и финансы на революцию шли именно от германского правительства. И больше союзникам делать было нечего, как свергать Николая II, человека, который был за войну до победного конца, тем более, что союзники знали о наличии в России левых, радикально настроенных людей с почти бредовой идеей о мировой революции и маниакально настроенных на то, чтобы снести самодержавие ко всем чертям, построив на его месте «свободную социалистическую республику».

Ленин фактически перечисляет причины свержения самодержавия: «революция (имеется в ввиду Февральская революция - прим. авт.) победила лишь в силу чрезвычайно оригинальной исторической ситуации, когда слились вместе и замечательно дружно слились, совершенно различные потоки, совершенно разнородные классовые интересы, совершенно противоположные политические и социальные стремления. Именно: заговор англо-французских империалистов, толкавших Милюкова и Гучкова с компанией к захвату власти в интересах продолжения войны. А с другой стороны, глубокое пролетарское и массовое народное (все беднейшее население городов и деревень) движение революционного характера за хлеб, за мир, за настоящую свободу»25.

Вообще большевистская идеология упрямо не признавала Февральской революции и все время называя ее революцией «грязной и подлой буржуазии», но признавала что «хищный двуглавый орел, в когтях которого веками задыхались народы России, был повержен»26.

А вот еще немного большевистского идиотизма: «героический рабочий класс так быстро одержал победу в феврале 1917 года потому, что его союзником было многомиллионное крестьянство. Без этого союза, выкованного партией большевиков, революция не могла бы победить»27.

Мне кажется, что, кроме того, как петь пролетариату с крестьянством дифирамбом да клеймить ненавистную буржуазию - ничего более существенного большевистская идеология не создала. Она только исказила историю, подгоняя ее под свои интересы. И естественно, что такая идеология была лишена объективности.

А теперь мнения главных оппонентов большевиков – монархистов.

4) Мнение монархистов.

Почти все известные политологи – монархисты после революции оказались в эмиграции и написали свои труды именно там: кто в Париже, кто в других городах Европы. Но главное: монархисты – это прямые идейные и политические противники большевиков. Они противостояли им в 1917, воевали с ними в Гражданскую войну, бежали от них в Европу. А мнение монархистов – это еще один независимый взгляд на те события. Поэтому для того, чтобы привести их, я использую статьи политолога И. А. Ильина, человека, волею судьбы оказавшегося в эмиграции, но любившего свою Родину и глубоко переживавшего за нее.

В шести статьях с одинаковым названием «Почему сокрушился в России монархический строй»? Ильин считает, что «крушение монархии было крушением России, а водворилась не «российская республика», а развернулось всероссийское бесчестие, предсказанное Достоевским, и оскудение духа; а на этом духовном оскудении, на этом бесчестии и разложении вырос государственный Анчар большевизма – больное и противоестественное древо зла, рассылающее по ветру свой яд всему миру на гибель»28.

В принципе, такое мнение распространенно среди всего круга монархистов и вряд ли является преувеличенным или ложным. Как же еще назвать то, что учинили большевики после революции, как не геноцид против нации? А их попытки мировой революции? Не древом ли зла?

Ильин ставит вопрос: чего не хватало русским людям для того, чтобы «мужественно пережить трудную годину и сохранить религиозно освященную и исторически оправдавшую себя государственную форму»29? И отвечает, что не хватало «крепкого и верного монархического правосознания. Правосознания – действенной воли, правосознания – дисциплины, правосознания – характера, правосознания – религиозной веры»30.

По мнению Ильина, «монархическое правосознание было поколеблено по всей России. Оно было затемнено или вытеснено в широких кругах русской интеллигенции. Оно имело в простонародной душе своего вечного конкурента – тягу к анархии и к самочинному устроению.… Вследствие этого оно поколебало и властную уверенность в самой царствующей Династии»31.

Основой революции был простой народ. Про него Ильин говорит, что «на протяжении всей русской истории русской простонародье никогда не теряло склонности – противопоставить обременительному закону свой собственный, беззаконный или противозаконный почин. «До Бога высоко, до Царя далеко»; надо разрешать себе больше, чем разрешает власть; надо не бояться правонарушения и преступления и самому «переменять свою участь». Терпению есть предел. Дисциплина хороша лишь в меру. Надо бежать в даль и искать «свободной» жизни и устраиваться по-новому»32.

По мнению Ильина, народные массы думали, что «порядок от Царя: спасать и строить Русь может только царская власть. Только Царь мог сделать так, что анархия принимала закон и подданство, и в силу веры и совести возвращалась к монархической верности; казачество заселяло и обороняло русские окраины»33.

«Горе тому царству, коим владеют многие», «лучше грозный царь, чем семибоярщина». Но анархия, развязание, посягание и погром, как считает Ильин, создают более выгодную возможность. Отсюда эти бунты с разбойниками. От времени до времени поднимался всенародный бунт (Смута, Разинщина, Пугачевщина, Ленинщина), когда находился Григорий или Степан, или Емельян, или Ильич, которые разрешали или прямо предписывали анархию посяганий и погромов. Приходила власть, призывавшая к бунту и грабежу; некий «царь» узаконивал анархию и имущественный передел – и правосознание русского народа, справляло праздник безвластия.

Однако хочется поспорить с Ильиным: ведь бунты были не от хорошей жизни, а от постоянного бесправия большей части населения. И были они также не от «врожденной тяги к анархии», а анархии в самой власти, когда «что хочу, то и делаю», и не от боязни единовластия, а от боязни самовластия.

Как бы то ни было, Ильин пишет, что все это и случилось в 1917: «монархический лик русского простонародного правосознания как бы поблек и исчез в смуте, а вперед выступила страшная и кровавая харя всероссийской анархии. Почему? Ильин считает, что грозная война с грозными неудачами поколебала доверие к военному командованию, а потому и к Трону (в какой раз! – авт.). Крестьянская деревня переживала эпоху аграрного перенаселения и великой реформы Столыпина. И вдруг отречение двух Государей от Престола угасило присягу, и верность, и всяческое правосознание, а левые партии – призывающий к грабежу Ленин и остальные агитаторы, рассеянные по всей стране, - понесли развязанному солдату, матросу, крестьянину право на беспорядок, право на самовластие, право на дезертирство, право на захват чужого имущества, все те бесправные, разрушительные, мнимые права, о которых русский простолюдин всегда мечтал в своем анархистки - бунтарском инстинкте и, которые теперь давались ему сверху. Соблазн бесчестия и вседозволенности стал слишком велик, и катастрофа сделалась неизбежной»34.