Приговор был, конечно, давно предрешен. Екатерина II, „Тар-тюф в юбке" (так ее назвал Пушкин), как и где только могла, старалась показать, что она не хочет иметь никакого отношения к суду и сентенили (приговору) по делу Пугачева, что она не является сторонником жестких мер и т. д. Но в то же время неукоснительно следила за розыском, всеми его деталями. Знакомилась с отчетами доверенных лиц, посылала им инструкции. В письме Гримму, еще до суда над „злодеем", она выражалась без обиняков: „Через несколько дней комедия с маркизом Пугачевым кончится; приговор уже почти готов, но для всего этого нужно было соблюсти кое-какие формаль­ности. Розыск продолжался три месяца, и судьи работали с утра до ночи. Когда это письмо дойдет к вам, вы можете быть уверенным, что уже никогда больше не услышите об этом господине ."

.Приговор, утвержденный императрицей, определил Пугачеву наказание — четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела раз­нести по четырем частям города, положить их на колеса, потом сжечь».

Буганов В. И. (5, с. 371-372, 374)

«Он стоял в длинном нагольном овчинном тулупе почти в онеме­нии и сам вне себя и только что крестился и молился. Вид и образ его показался мне совсем не соответствующим таким деяниям, какие производил сей изверг. Он походил не столько на зверообразного какого-нибудь лютого разбойника, как на какого-нибудь маркитан-тишка или харчевника плюгавого. Бородка небольшая, волосы всклоченные, и весь вид ничего незначащий и столь мало похожий на покойного императора Петра Третьего, которого случалось мне так много раз и так близко видеть, что я, смотря на него, сам себе несколько раз в мыслях говорил:

„Боже мой! До какого ослепления могла дойтить наша глупая и легковерная чернь, и как можно было сквернавца сего почесть Петром Третьим!" .

.Как скоро окончили чтение, то тотчас сдернули с осужденного на смерть злодея его тулуп и все с него платье и стали класть на плаху для обрубания, в силу сентенции, наперед у него рук и ног, а потом головы. Были многие в народе, которые думали, что не воспоследует ли милостивого указа и ему прощения, и бездельники того желали, а все добрые тому опасались. Но опасение сие было напрасное: пре­ступление его было не так мало, чтоб достоин он был такого помило­вания; к тому ж и императрица не хотела сама и мешаться в это дело, а предала оное в полное и самовластное решение сената; итак, должен он был неотменно получить достойную мзду за все его злодей­ства. Со всем тем произошло при казни его нечто странное и неожи­даемое, и вместо того, чтоб, в силу сентенции, наперед его четверто­вать и отрубить ему руки и ноги, палач вдруг отрубил ему прежде всего голову, и Богу уже известно, каким образом это сделалось: не то палач был к тому от злодеев подкуплен, чтоб он не дал ему долго мучиться, не то произошло от действительной ошибки и смятения палача, никогда еще в жпзнь свою смертной казни не производив­шего; но как бы то ни было, но мы услышали только, что стоявший там подле самого его какой-то чиновник вдруг на палача с сердцем закричал:

— Ах, сукин сын! Что ты это сделал? — И потом: — Ну, ско­рее — руки и ноги.

В самый тот момент пошла стукотня и на прочих плахах, и вмиг после того очутилась голова г. Пугачева, взоткнутая на железную спицу на верху столба, а отрубленные его члены и кровавый труп лежащий на колесе. А в самую ту ж минуту столкнуты были с лестниц и все висельники, так что мы, оглянувшись, увидели их висящими и лестницы отнятые прочь. Превеликий гул от аханья и многого восклицания раздался тогда по всему несчетному множеству народа, смотревшего на сие редкое и необыкновенное зрелище».

Болотов А. Т. (4, с.189-191)

«Пугачевские воззвания учитывали интересы и требования той социальной среды, которая доминировала в восстании и на которую ориентировалась ставка Пугачева в тот или иной период Крестьян­ской войны. В начале выступления, когда основной социальной опо­рой восстания являлось казачество, указы Пугачева отражали эконо­мические и политические требования казаков. С появлением войска Пугачева под Оренбургом восстание охватило значительные районы Южного Урала и Приуралья, населенные русским горнозаводским и помещичьим крестьянством и нерусскими народностями. Они искали в восстании удовлетворения своих экономических, социальных и национальных интересов. Учитывая это, ставка Пугачева при соста­влении новых указов разнообразила и расширяла призывы, исходя прежде всего из интересов той группы населения, к которой адресо­вался соответствующий указ. Таковы были указы, посланные к баш­кирам, казахам, татарам, отвечавшие их национальным требова­ниям.

Что же касается различных категорий русского крестьянства, то первые обращенные к ним указы Пугачева, сулившие за верную службу „Петру III" вечную волю и экономические льготы, дубли­ровали указы, адресованные казакам, представляли собой аналогию казачьего строя жизни, свойственную воззрениям руководителей движения на всем протяжении Крестьянской войны и запечатлен­ную, в частности, в последних манифестах от июля-августа

Лишь постепенно, примерно с декабря 1773 г., по мере вовлечения в восстание значительных масс крестьянства, появления с стане Пуга­чева людей с несомненными задатками идеологов движения (И. Н. Грязнов, А. И. Дубровский), происходит процесс „окрестьянивания" социальной политики повстанческого центра. Это сказывалось на содержании воззваний Пугачева, в которых углублялась критика крепостнических порядков в стране, подчеркивался паразитизм дво­рянства и администрации, угнетавших народ, выдвигались все более радикальные положения, отвечавшие интересам крестьян. Особенно отчетливо эти тенденции стали проявляться во второй половине июня — начале июля 1774 г., когда войско Пугачева вышло в рай­оны Прикамья и Среднего Заволжья с их многочисленным крестьян­ским населением. Следует, правда, отметить, что указы Пугачева того времени связывали освобождение крестьян от крепостной неволи с обязательством их верной службы „Петру III" или даже с окончательной победой и воцарением „Петра Федоровича" на все­российском престоле; что же касается дворянства, то оно, будучи лишено (по смыслу этих указов) феодальных прав и преимуществ, еще не приговаривалось к полному истреблению.

Идейную эволюцию социальной политики ставки Пугачева вен­чали манифесты, обнародованные 28 и 31 июля 1774 г. Они про­возглашали отмену крепостной зависимости крестьян, переводили их в разряд казаков, освобождали от платежа подушной подати, рекрут­ских наборов и прочих повинностей, безвозмездно передавали земли с различными ее угодьями в пользование крестьян. Одновременно манифесты призывали к истреблению дворянства и устранению ста­рой администрации. Объективно все это означало, что манифесты и указы Пугачева последнего этапа Крестьянской войны призывали к ликвидации крепостнических отношений в стране, уничтожению дво­рянства, передаче земли народу и в целом отражали требования кре­стьянства о земле и воле .

.Другая сторона идейной платформы движения, касающаяся перспектив борьбы за создание нового общественного и политиче­ского строя, не получила в манифестах Пугачева ясного и последова­тельного освещения. Руководители движения имели весьма смутное представление об устройстве страны в случае победы восстания и воцарения на престоле народного заступника — „Петра III". Будущая Россия виделась им как государство народного благоден­ствия и материального изобилия, где царят „тишина" и „спокойная жизнь", свобода и вольность, где не будет необходимости взимать налоги с населения, ибо казна будет пополняться за счет своих вну­тренних ресурсов, где граждане будут освобождены от воинской обя­занности, ибо армия будет полностью укомплектована за счет „вольножелающих добровольцев". По смыслу некоторых высказы­ваний Пугачева и содержанию последних его манифестов на месте феодальной России предполагалось создать казацкое государство (поскольку большинство населения переводилось в казачье сосло­вие) во главе со справедливым и милостивым к народу монархом».