О вы, разумные, взгляните сами,

И всякий наставленье да поймет,

Сокрытое под странными стихами.

Хотя образы, данные в «Божественной комедии», крепко связаны со средневековым мировоззрением, о возрожденчес­ком характере творчества автора говорят яркость языка и ин­дивидуальность ее героев. У Данте «действие развивается не в глубинном, перспективном пространстве, а как бы в тесных узких пределах плоского рельефа, что вообще сближает Данте с живописцами Возрождения, которые рельефно выделяют лишь предметы первого плана», — писал М. Алпатов. Как тут не провести аналогию между творчеством Данте и Джотто, великого живописца Проторенессанса.

У Данте в «Божественной комедии» личностное отношение к грешникам расходится с принятыми нормами божественного правосудия. Великий поэт практически переосмысливает сред­невековую систему грехов и наказания за них. Данте обращает­ся к аристотелевской классификации пороков и преступлений, согласно которой поступок объявляется греховным не по смыс­лу, а по действию. Данте удалось показать, что наказание таит­ся, по сути, в самом преступлении, в общественном его осужде­нии. Практически эта мысль наводит мост к теории нравствен­ности, не нуждающейся в загробном воздаянии.

У Данте иной взгляд и на гордость. Он не отрицает, что гордость — «проклятая гордыня сатаны», соглашаясь с христианским толкованием этой черты. Не выносит поэт и спеси. Он осуждает этот порок в аллегорическом образе льва:

.Навстречу вышел лев с поднятой гривой.

Он наступил как будто на меня,

От голода рыча освирепело

И самый воздух страхом цепеня.

Осуждая гордыню сатаны, Данте, тем не менее, принимает гордое самосознание человека. Так, богоборец Капаней вызы­вает сочувствие Данте:

Кто это, рослый, хмуро так лежит,

Презрев пожар, палящий отовсюду.

Его и дождь, я вижу, не мягчит.

А тот, поняв, что я дивлюсь как чуду,

Его гордыне, отвечал крича:

«Каким я жил, таким и в смерти буду!»

Такое внимание и сочувствие гордости знаменует новый под­ход к личности, раскрепощение ее от духовной тирании церк­ви. Гордый дух был присущ всем великим художникам Возро­ждения и самому Данте в первую очередь. Изменение отноше­ния к гордости влечет за собой его изменение к земной славе. Данте неоднократно подчеркивает, что души умерших не рав­нодушны к памяти о себе на земле.

Вызывают у Данте сочувствие и грешники, осужденные за чувственную любовь. Скорбя над душами Паоло и Франчески, поэт говорит:

О, знал ли кто-нибудь,

Какая нега и мечта какая

Их привела на этот горький путь!

Потом, к умолкшим слово обращая,

Сказал: «Франческа, жалобе твоей

Я со слезами внемлю, сострадая».

Конечно, так сострадать мог лишь человек новой эпохи, пусть еще только прорисовывавшейся, но уже отличающейся самобытностью и оригинальностью. Все творчество Данте: и его «Божественная комедия», и его канцоны, сонеты, фило­софские произведения — свидетельствует о том, чтогрядет новая эпоха, наполненная неподдельным глубоким, интере­сом к человеку и. его жизни. В творчестве Данте и в самой его личности — истоки этой эпохи.

Сандро Боттичелли — художник другого периода эпохи Возрождения, он острее других выразил духовное содержание позднего кватроченто. Ранний Ренессанс «поражает щедростью, преизбыточностью художественного творчества, хлынувшего как из рога изобилия».

Творчество Боттичелли отвечает всем характерным чертам раннего Возрождения. Этот период более чем какой-нибудь другой, ориентирован на поиск наилучших возможностей в передаче окружающего мира. Именно в это время в большей мере идут разработки в области линейной и воздушной пер­спективы, светотени, пропорциональности, симметрии, общей композиции, колорита, рельефности изображения. Это было связано с перестройкой всей системы художественного виде­ния. По-новому ощущать мир значило по-новому его видеть. И Боттичелли видел его в русле нового времени, однако обра­зы, созданные им, поражают необычайной интимностью внут­ренних переживаний. В творчестве Боттичелли пленяют не­рвность линий, порывистость движений, изящество и хруп­кость образов, характерное изменение пропорций, выражен­ное в чрезмерной худощавости и вытянутости фигур, особым образом падающие волосы, характерные движения краев одеж­ды. Иными словами, наряду с отчетливостью линий и рисун­ка, так чтимых художниками раннего Ренессанса, в творчест­ве Боттичелли присутствует, как ни у кого другого, глубочай­ший психологизм. Об этом безоговорочно свидетельствуют кар­тины «Весна» и «Рождение Венеры».

Однако не только единство пластического мастерства и ду­ховного содержания творчества придают манере Боттичелли возрожденческий характер. Н. А. Бердяев отмечал: «Ботти­челли — самый прекрасный, волнующий, поэтический худож­ник Возрождения и самый болезненный, раздвоенный, никог­да не достигающий классической завершенности . Его Вене­ры всегда походили на Мадонн, как Мадонны его походилина Венер. По удачному выражению Бернсона, Венеры Боттичел­ли покинули землю, и Мадонны его покинули небо . В твор­честве Боттичелли, — продолжает Бердяев, — есть тоска, не допускающая никакой классической законченности. Художест­венный гений Боттичелли создал лишь небывалый по красоте ритм линий . И все же Боттичелли самый прекрасный, са­мый близкий и волнующий художник Возрождения». Тра­гизм мироощущения — несоответствие замысла, грандиозного и великого, результату творчества, прекрасному для современ­ников и потомков, но мучительно недостаточному для самого художника — делает Боттичелли истинным возрождением. Тра­гизм сквозит в тайных душевных движениях, явленных вели­ким мастером в его портретах и даже в печальном лике самой богини красоты Венеры.

Именно трагизм, мироощущения и тончайшая духовность делают Боттичелли удивительно близким художникам и по­этам XIX века. Трудно удержаться от соблазна провести ана­логию между миром художественных образов Боттичелли и Шарля Бодлера:

Я расскажу тебе, изнеженная фея,

Все прелести в своих мечтах лелея,

Что блеск твоих красот

Сливает детства цвет и молодости плод!

Твой плавный, мерный шаг края одежд колышет,

Как медленный корабль, что ширью моря дышит,

Раскинув парус свой,

Едва колеблемый ритмической волной .

Конечно, творчество Ш. Бодлера, как и творчество Э. Мане, А. Модильяни и других близких по духу Боттичелли худож­ников рубежа XIX—XX вв., питали иные истоки, но образы Боттичелли все же одухотворяли их искусство.

На судьбу и творчество С. Боттичелли, равно как и на судь­бы многих возрожденцев, повлияла личность Джироламо Са­вонаролы (1452—1498). С одной, достаточно традиционной точ­ки зрения, Савонаролу трудно причислить к деятелям культу­ры Возрождения. Слишком разнятся его мысли и убеждения с общим стилем ренессансного мировоззрения. С другой, он яв­ляется истинным представителем этой культуры. Савонарола, с детства отличавшийся глубокой религиозностью, в зрелые годы стал известным монахом. Сначала он пребывал в домини­канском монастыре в Болонье, затем в 1481 г. перешел в до­миниканский монастырь св. Марка во Флоренции. Постепенно он приобретал многих почитателей и последователей. Его со­чинения имели немалый успех. Он постоянно изобличал поро­ки аристократии и духовенства, особенно папства, достигшие ко времени деятельности Савонаролы предела возможного. Объектами критики известного монаха были папы Сикст VI, Иннокентий VIII, Александр IV Борджиа. Авторитет Савона­ролы так вырос, что в 90-х годах он, став по сути, правителем Флоренции, властителемее дум, установил там достаточно жесткий монастырский режим.