Уже в начале 50-х годов XX в. население менее развитых регионов росло на 0.9% в год быстрее, чем в развитых. К концу 60-х годов это опережение увеличилось до 1.7%, после чего отрыв стал медленно умень­шаться и во второй половине 90-х годов снизился до 1.3%. Как ожидается, во второй половине 2010-х годов он уменьшится до 1%, еще через десять лет - до 0.75%, а к середине столетия - до 0,6%. Чтобы сократить отставание от мирового авангарда по уровню подушевых доходов, менее развитые регионы должны увеличивать свой ре­альный валовой продукт темпами, превышающи­ми опережающий рост своего населения. Очевид­но, что в этом смысле наиболее трудным периодом для них были 60-90-е годы минувшего столетия.

Это прямой и самый очевидный негативный эффект демографического цунами, обрушившегося на менее развитые страны. Но оно порожда­ет и менее заметные отрицательные последствия. Сохраняющаяся на значительной части демогра­фического перехода высокая норма фертильнос­ти при существенном снижении детской смертно­сти увеличивает среднее число детей в семье. Это значит, что бремя забот, ложащихся на женщину как мать и домохозяйку, существенно возрастает, сокращая и без того ограниченные возможности участия ее в общественно полезных процессах производства за пределами семьи. Из-за этого женщины, составляющие половину трудоспособ­ного населения, в значительной мере исключены из таких процессов. Доля трудоспособных женщин, занятых вне домашнего хозяйства, тем выше, чем ниже фертильность, а следовательно, чем меньше в семье детей. В некоторых случаях при низкой фертильности эта доля даже превы­шает долю занятых трудоспособных мужчин. Иначе говоря, чем больше малолетних детей в общей массе населения, тем меньше женщины трудоспособного возраста участвуют в создании валового продукта страны.

Те же из многодетных матерей, которым уда­ется совмещать домашние заботы с трудом вне дома, как правило, не обладают необходимым об­разованием и практическим опытом, чтобы до­стичь того же уровня производительности труда, что и у мужчин. Грамотных женщин среди жите­лей Африки южнее Сахары в 2002 г. было на 21% меньше, чем среди мужчин, в арабских странах на 30%, а в Южной Азии - на 33% . Все это не мо­жет не тормозить экономический рост менее раз­витых регионов.

Позитивные последствия. Однако, как ни парадоксально, сам демогра­фический переход таит в себе некоторые возмож­ности ускорить этот рост. Такие возможности скрыты в изменениях возрастной структуры на­селения на разных этапах перехода. На первой его стадии разрастается когорта детей - нетрудо­способной части общества, которая потребляет, не внося никакого вклада в создание националь­ного дохода. На второй стадии, когда дети взрос­леют, увеличивается трудоспособная часть насе­ления, которая не только потребляет, но и в еще большей мере производит национальный доход. На третьей стадии расширяется когорта пожилых людей, которые по своей роли в создании и по­треблении национального дохода занимают про­межуточное место между первыми двумя, дрей­фуя с возрастом в направлении нетрудоспособной первой когорты. Эти стадии не совпадают во вре­мени с фазами самого демографического пере­хода, значительно отставая от них. В частности, расширение экономически активной когорты на­ступает лишь через какое-то время после про­хождения пика демографического взрыва.

Причем первичный "бэби бум" порождает не одну волну роста трудоспособной когорты, а не­сколько последовательных волн. Когда поколение "бэби бума" достигает репродуктивного возраста, оно создает как бы собственное эхо - следующий бум рождаемости. Такой волнообразный, но посте­пенно затухающий процесс, именуемый популяционной инерцией, продолжается от 70 до 100 лет, прежде чем возрастная структура населения окончательно уравновесится.

Закономерности сдвигов в возрастной струк­туре населения имеют важное экономическое значение, так как именно стадия разрастания трудоспособной когорты создает благоприятные ус­ловия для роста ВВП. Кроме того, растет потребность в инвестици­онных товарах: оборудовании для новых рабочих мест, производственных помещений и жилья для массы дополнительных работников и их семей. Это стимулирует рост производства таких това­ров, а значит, и увеличение занятости в соответ­ствующих отраслях. Наконец, расширяется пла­тежеспособный спрос на потребительские товары и услуги, что порождает новые производствен­ные мощности и в этих отраслях. ВВП начинает расти, как снежный ком. Вклад "демографичес­кого дивиденда" в экономический рост достаточ­но велик. По подсчетам Д. Блума и Дж. Вильямсона, в период с 1970 по 1995 г. из 6.1% ежегодно­го прироста подушевых доходов в Восточной Азии от 1.5 до 2%, то есть от 1/4 до 1/3, обуслов­ливались этим фактором.

Первая и третья стадии трансформации струк­туры населения, напротив, характеризуются за­медленным ростом ВВП и подушевых доходов. Ведь на этих стадиях увеличивается бремя содер­жания малолетних и престарелых нетрудоспособ­ных членов общества, которое ложится на его трудоспособную часть. Созданный работающей когортой национальный доход приходится в зна­чительно больших пропорциях тратить на содер­жание этих нетрудоспособных, соответственно уменьшая ту долю валового продукта, которая идет на накопление и инвестирование в экономику.

Отсюда следует, что чем быстрее растет тру­доспособная часть общества, точнее, чем больше темпы ее роста опережают темпы увеличения обеих нетрудоспособных когорт, тем больше шансов ускорить рост ВВП, а значит, и средних подушевых доходов населения. Речь идет, конеч­но, о шансах, а не об обязательном ускорении экономического роста, поскольку между динами­кой трудоспособного населения и ростом ВВП вклинивается ряд промежуточных факторов, ис­кажающих эту причинно-следственную связь. В частности, темпы роста производительности тру­да, способность рынка труда абсорбировать быс­тро увеличивающуюся массу работников, инвес­тиционная и социальная политика государства и т.п.

В течение трех десятилетий, с 1970 по 2000 г., опережающий рост трудоспособной когорты на­селения по сравнению с ростом нетрудоспособной когорты по Азии значительно превосходил аналогичный показатель по Латинской Америке, а тем более по Африке. Экономические послед­ствия такого соотношения показателей законо­мерны: в Азии среднегодовой прирост ВВП ока­зался в 1.7 раза выше, чем в Латинской Америке, и в 1.9 раза выше, чем в Африке. Поскольку к то­му же численность нетрудоспособных и общая масса населения в Азии росли медленнее, чем в двух других регионах, по росту подушевых дохо­дов она еще более опередила Латинскую Амери­ку и Африку (в 2.9 и в 14.4 раза).

Однако, если сопоставлять эти показатели с аналогичными данными по развитым регионам (Западной Европе, Северной Америке, Австра­лии, Новой Зеландии и Японии), то эта законо­мерность не просматривается. При существенном опережении в темпах прироста трудоспособного населения "Север" почему-то не обгонял "Юг" по темпам прироста ВВП и даже по темпам прирос­та подушевых доходов. Чем же вызван такой па­радокс? По-видимому, влиянием тех самых при­входящих факторов, вносящих серьезные коррек­тивы в причинно-следственные связи между увеличением трудоспособной когорты и экономи­ческим развитием, о которых говорилось выше.