Эти процессы приводят к тяжелым последствиям для рынка труда США и Европы. Так, в США с 1980 по 1995 г. приток низкоквалифицированных иммигрантов на 20% уменьшил предложение на рынке труда для лиц, не имеющих законченного школьного образования, и снизил среднюю оплату их труда более чем на 15%. В ЕС количество иностранных рабочих фактически совпадает с числом безработных (там на протяжении последних 20 лет средние заработки легальных иммигрантов были на 30-45% ниже, чем у коренного населения на аналогичных видах работ). Естественно, напряженность, вызываемая миграционными процессами, усиливается. Согласно опросам общественного мнения, негативное отношение к иммигрантам разделяют 27,3% молодых французов, 39,6 – немцев и 41% бельгийцев [2].

Отрицательные последствия такой миграционной экспансии заставляют органы власти развитых держав принимать соответствующие меры. Скорее всего, ближайшие десятилетия станут для США и ЕС периодом жестких ограничений использования иностранной рабочей силы.

Современная характеристика развивающихся стран

Основная опасность, угрожающая стабильному развитию мировой экономики, заключена в усилении несамостоятельности молодых индустриальных стран. Она проявляется, во-первых, в экстенсивном характере развития и тенденциях к заимствованию технологических новшеств на Западе; во-вторых, в исключительно высокой роли внешних инвестиций как стимула развития и, в-третьих, в крайней зависимости от экспорта готовой продукции в государства постиндустриального мира.

Первое из этих проявлений наблюдается с 60-х годов. Ввиду того что в новых индустриальных странах, в первую очередь в Юго-Восточной Азии (ЮВА), “эпоха индустриализации” началась на фоне крайне низкого уровня жизни, акцент делался на использовании дешевой рабочей силы и импорте технологий. Действительно, ВНП на душу населения составлял в Малайзии в начале 50-х годов не более 300 долл., в разрушенной войной Южной Корее – около 100 долл., в Китае, двинувшемуся по пути преобразований в 1978 г., – 280 долл., а во Вьетнаме показатель 220 долл. на человека достигнут лишь к середине 80-х годов. Внутреннее потребление в государствах данного региона ограничивалось ради увеличения нормы сбережения, достигшей по итогам 1996 г. 48% в Сингапуре, 40,5 – в Китае, 38,7 – в Индонезии и 35,1% в Южной Корее (в то время как в США соответствующий показатель в 90-е годы не поднимался выше 17%, в Великобритании – 19, а во Франции и Германии – 21%) [4]. Как следствие здесь наблюдались высокие темпы ежегодного экономического роста. Так, в Сингапуре этот показатель в 1966-1990 гг. равнялся 8,5% и был обеспечен увеличением инвестиций в ВНП с 11 до 40%, повышением доли занятых в общей численности населения с 27 до 51% и удлинением рабочего дня почти в 1,5 раза. Однако и в Южной Корее, и в Китае, и на Тайване и в других новых индустриальных странах темпы роста стали снижаться по мере того, как исчерпывались возможности использования новых работников, рекрутируемых из среды крестьян.

В этих условиях государства ЮВА стали сборочными цехами при производстве массовых промышленных товаров. В 80-е годы объемы продаж компьютеров, собранных в Южной Корее, выросли почти в 20 раз. Но при этом изготовленные здесь комплектующие составляли не более 15% стоимости компьютеров, почти 95% всех моделей выпускалось по лицензиям, а программное обеспечение оставалось иностранным на 100%.

Такое положение не может быть исправлено в ближайшее время ввиду явной недостаточности уровня образования в новых индустриальных государствах. Сегодня лишь в Японии и Южной Корее почти вся молодежь посещает школу; между тем в Китае и Индонезии только 45-50%, а в Таиланде – лишь 40% молодежи имеют такую возможность. Если во Франции 44% выпускников школ поступают в высшие учебные заведения, а в США этот показатель достигает 65%, то в Малайзии он не поднимается выше 12%. При этом значение образования для экономического роста остается незначительным: так, в Японии в 50- 70-е годы оно было последним по удельному весу среди 10 наиболее важных составляющих экономического роста. Думается, что поэтому и сегодня более четверти южнокорейских, трети тайваньских и 95% (!) китайских студентов, обучающихся за рубежом, предпочитают не возвращаться на родину, усиливая зависимость развивающихся стран от Запада.

Второй фактор представляется наиболее важным. Несмотря на высокие нормы накопления, достигнутые в странах ЮВА, их хозяйственные успехи в значительной, если не в подавляющей, степени обусловлены иностранными инвестициями. К 1992 г. прямые иностранные инвестиции в регион составили 130 млрд долл., причем на протяжении предшествующих 10 лет они имели тенденцию к росту примерно на 10% в год, что даже в тот период превышало темпы роста производства в этих странах.

Позднее ситуация стала еще более драматичной: несмотря на снижение темпов экономического роста в регионе ЮВА, приток капиталов становился более активным, и прямые вложения иностранных компаний в данные страны только в 1996 г. составили 93 млрд долл., увеличившись за пять предшествующих лет более чем в 3 раза. В результате в середине 90-х годов на каждого жителя Малайзии приходилось более 100 долл. прямых иностранных инвестиций (в России накануне кризиса этот показатель был ниже в 18 раз); соответствующие цифры для Южной Кореи и Тайваня, не говоря уже о Гонконге и Сингапуре, еще выше. Если ВНП Китая с 1979 по 1995 г. вырос примерно в 5 раз, то одним из важнейших способствующих этому обстоятельств стало повышение иностранных капиталовложений в 4 тыс. раз (!) – с 51 млн до 200 млрд долл. Однако потребности в инвестициях в регионе сегодня велики как никогда: согласно прогнозам Мирового банка, азиатским странам только для совершенствования транспорта, энергетических систем и производственной инфраструктуры с 1995 по 2004 г. необходимы 1,5 трлн долл [4].

Третье проявление несамостоятельности новых индустриальных стран связано с первыми двумя и закрепляет их зависимое положение. Стремление к производству товаров массового спроса за счет обеспечения высокой нормы накопления и низкой цены рабочей силы требовало ориентации на внешние рынки. Первые конкурентоспособные производства в странах Азии возникли в так называемых зонах обработки продукции на экспорт, число которых возросло с двух, существовавших еще до начала кризиса 1973 г., до 116 в конце 80-х годов. Наиболее серьезные из них расположены в Сингапуре, Гонконге, Южной Корее, Малайзии и на Тайване; китайская экономическая реформа также начиналась с развития подобных зон.

Как следствие, значение экспорта для новых индустриальных государств исключительно велико. Достаточно вспомнить, что в начале 70-х годов, когда в Южной Корее было всего 165 тыс. легковых автомобилей, закончилось строительство завода мощностью в 300 тыс. машин в год. Таких примеров много. В отличие от развитых стран, в которых соотношение экспортной и внутренней продукции составляет в целом не более 7-8%, в азиатских государствах оно достигает 21,2% в Китае, 21,9 – в Индонезии, 24,4 – на Филиппинах, 26,8 – в Южной Корее, 30,2 – в Таиланде, 42,5 – на Тайване, 78,8 – в Малайзии и фантастического уровня в 117,3 и 132,9% в Гонконге и Сингапуре [3]. Возведенный в абсолют принцип экспортной ориентированности развивающихся экономик привел к тому, что в 80-е годы экономический рост Южной Кореи и Тайваня на 42 и 74% соответственно был обусловлен закупками промышленной продукции этих стран со стороны США. Американские закупки обеспечивали для Бразилии более 50, а для Мексики – почти 85% положительного сальдо торгового баланса. При этом стоимостные оценки такого экспорта остаются достаточно скромными. Так, сегодня Китай поставляет на мировой рынок меньшую по стоимости товарную массу, нежели Бельгия.