В «Мнемозине» появился один из первых положительных отзывов о комедии Грибоедова, полемически направленный против реакционной критики. В статье «Несколько слов о Мнемозине самих издателей» утверждалось, что «Горе от ума» делает «честь нашему времени» и заслуживает «уважения всех своих читателей, кроме некоторых привязчивых говорунов».

«Мнемозина» имела большой успех у читателей: первая книжка вышла тиражом 600 экземпляров, вторая – 1200 экземпляров. Это был второй, после «Полярной звезды», случай, когда альманах печатался таким большим тиражом.

Белинский рассматривал «Мнемозину» как «журнал, предметом которого было искусство и знание» (II, 463). Великий критик указывал на большую роль «Мнемозины» в распространении серьезных теоретических знаний и новейших научных идей, в обогащении русского языка научной терминологией.

«Русская старина»

Исторический и одновременно литературный альманах «Русская старина. Карманная книжка для любителей и любительниц отечественного» издавалась декабристом А.О.Корниловичем; вышла всего одна книжка – на 1825г. Корнилович – историк и исторический беллетрист, серьезно изучавший эпоху Петра I, участник Вольного общества любителей российской словесности, был сотрудником «Полярной звезды» и других изданий.

Книжка «Русской старины» состояла из пяти статей Корниловича, объединенных общим названием «Нравы русских при Петре Великом», и четырех статей историка и этнографа В. Д. Сухорукова, имевших заглавие «Общежитие донских казаков в XVII и XVIII столетии». В произведениях Корниловича очень высоко оценивалась деятельность Петра I как просвещенного монарха-реформатора, делалось характерное для декабристов скрытое противопоставление Петра I Александру I. Пушкин, работая над «Арапом Петра Великого», обращался к статьям Корниловича, в частности к статье «О первых балах в России».

Сухоруков собирал материалы по истории Войска Донского. В своих работах он подчеркивал героизм, мужество, природное свободолюбие донского казачества, т. е. те гражданские добродетели, которые прославлял Рылеев в «думах» и поэмах. Статьи Корниловича и Сухорукова, отличаясь исторической точностью, были в полном смысле слова художественными произведениями.

«Русская старина» была сочувственно встречена читателями и вскоре вышла вторым изданием.

Декабрист в повседневной жизни.[13]

Поведение людей всегда многообразно. Этого не следует забывать. Красивые абстракции типа «романтическое поведение», «психологический тип русского молодого дворянина ХIХ в.» и т.п. всегда будут принадлежать к конструкциям очень высокой степени отвлеченности.

Существовало ли бытовое поведение декабриста, отличающее его не только от реакционеров и «гасильников», но и от массы современных ему либеральных и образованных дворян? Изучение материалов той эпохи позволяет ответить на этот вопрос положительно.

Не следует забывать, что каждый человек в своем поведении реализует не одну какую-либо программу действия, а постоянно осуществляет выбор, актуализируя одну стратегию из обширного набора возможностей. Каждый отдельный декабрист в реальном бытовом поведении мог вести себя как дворянин, офицер (гвардеец, гусар, штабной теоретик), аристократ, мужчина, русский, европеец и пр.

Однако существовало некоторое специальное поведение, особый тип речей, действий, реакций, присущий именно члену тайного общества.

Декабристы были в первую очередь людьми действия, в чем сказалась их общественно-политическая установка на практическое изменение политического бытия России, и личный опыт большинства из них как боевых офицеров, ценивших смелость, энергию, предприимчивость, твердость, твердость, упорство не меньше, чем умение составить программный документ или провести теоретический диспут.

Современники выделяли не только «разговорчивость» декабристов – они подчеркивали также резкость и прямоту их суждений, безапелляционность приговоров, «неприличную», с точки зрения светских норм, тенденцию называть вещи своими именами, избегая эвфемистических условностей светских формулировок.

Таким образом, языковое поведение декабриста было резко специфическим. Сознанию декабристов была свойственна резкая поляризация моральных и политических оценок: любой поступок оказывался в поле «хамства», «подлости», «тиранства» или «либеральности», «просвещения», «героизма». Нейтральных или незначимых поступков не было, возможность их существования не подразумевалась. Поступки, находившиеся вне словесного обозначения, с одной стороны, и обозначавшиеся эвфемистически и метафорически – с другой, получают однозначные словесные этикетки, набор которых небольшой и совпадает с этико-политическим лексиконом декабризма.

Бытовое поведение декабриста в целом ряде случаев позволяло им отличить «своего» от «гасильника», характерно именно для дворянской культуры, создавшей чрезвычайно сложную и разветвленную систему знаков поведения. На основе бытового поведения проводился отбор кандидатов в общество, возникало специфическое для декабристов рыцарство.

Иерархия значимых элементов поведения складывается из последовательности: жест – поступок – поведенческий текст. Таким образом, каждому тексту поведения на уровне поступков соответствует определенная программа поведения на уровне намерений.

Подобно тому, как жест и поступок дворянского революционера получали для него и окружающих смысл, поскольку имели своим значением слово, любая цепь поступков становилась текстом (приобретала значение), если ее можно было прояснить связью с определенным литературным сюжетом, отмеченным печатью романтизма, так как использовались типовые литературные ситуации вроде «прощания Гектора и Андромахи», «клятвы Горациев» или же имена, суггестировавшие в себе сюжеты.

Реальное поведение человека декабристского круга выступает в виде некоторого зашифрованного текста, а литературный сюжет – как код, позволяющий проникнуть в скрытый смысл.

Мощное воздействие слова на поведение, знаковых систем на быт особенно ярко проявилось в тех сторонах каждодневной жизни, которые по своей природе наиболее удалены от общественного семиозиса. Одной из таких сфер является отдых, который неизменно ориентирован на непосредственность, природность, внезнаковость. Так, в цивилизациях городского типа отдых обязательно включает в себя выезд «на лоно природы».

Праздник в дворянском быту Х1Х в. был в достаточной мере сложным и гетерогенным явлением. Он был связан и с крестьянским календарным ритуалом, и с тем, что послепетровская дворянская культура еще не страдала закоснелой ритуализацией обычного, непраздничного быта.

Однако жестокий режим в среде военной молодежи привел к появлению особого типа разгульного поведения, воспринимаемого как вариант вольномыслия. Здесь отдых принимал формы кутежа или оргий.

Продолжением этого явилось установление связи между разгулом и теоретико-идеалогическими представлениями. Это повлекло превращение разгула, буйства в разновидность социально значимого поведения и его ритуализацию, сближающую порой дружескую попойку с травестийной литургией или пародийным заседанием масонской ложи.