Гражданская жизнь составляет объект воздействия государ­ственного режима и характеризуется, согласно концепции Ориу, разделением между политической властью и частной собствен­ностью, которые в первичных, догосударственных формах орга­низации нации «всегда бывают слиты вместе». Это разделение является на стадии функционирования государственного режи­ма основой одновременно и политической власти, и свободы. Такое разделение происходит путем двух параллельных про­цессов — централизации права и централизации политической власти. Централизация национального (общегосударственного) права сводится к тому, что установление правовых норм и санкций становится делом центральной политической власти и осущес­твляется отделенной от частной собственности правительствен­ной властью, т. е. судебной и административной.

В отношении норм права юридическая централизация происходит следую­щим образом. Она возникает из замены обычая писаным зако­ном. Публичная власть участвует в формальной процедуре установления закона и не участвует в установлении обычая. Писаный закон приносит с собой устойчивость положения, сильно отличающуюся от устойчивости обычного права, пос­кольку она «совместима с большей долей подвижности, а следо­вательно, и с большей суммой общих свобод, так как свобода не обходится без некоторой возможности изменений». Писаный закон, подобно обычному праву, претендует на вечное употреб­ление, однако он может быть изменен решением правительства путем сравнительно ускоренной процедуры, в то время как «в распоряжении какой либо социальной власти не существует никакой такой процедуры, путем которой обычай мог бы быть изменен в обычном порядке».

Правовые отношения с точки зрения выполняемых ими социальных функций предстают областью социального мира, в котором уравновешиваются враждебные и противоположные интересы людей, социальных групп и классов. Настоящий мир, национальный или интернациональный всегда является миром, основанным на праве. Право уравновешивает вечную противо­положность между личностью и обществом. Каждая правовая система распределяет все права между личностью и обществом и создает право индивида, с одной стороны, и право общества — с другой. Это распределение создает социальный антагонизм и в то же время создает систему равновесия.

Возникший, таким образом правопорядок, уравновешивает в каждом обществе, не только противостояние индивида и общества, но также многие другие системы общественного быта — быта гражданского, публично­го, коммерческого, военного и др. Все эти формы быта находятся, согласно Ориу в состоянии равновесия. Причем гражданский быт образует как бы центр всей системы, ядро притяжения, вокруг которого вращаются остальные. Система правового рав­новесия имеет одну характерную особенность — она в своем воздействии универсальна. Она не только стремится уравнове­сить власть, как это имеет место в системе политического равновесия, или только интересы, как это имеет место в эконо­мических отношениях, она охватывает и власть, и интересы, и все другие области социальной жизни.

Ориу не вполне разделяет позицию Дюги в вопросе о неот­чуждаемых правах человека и выстраивает другую аргумента­цию. Право собственности на недвижимость или на землю является «естественно вечным, так как сама возможность уничто­жения вещи длится вечно». Положение Декларации прав 1789 г. о том, что «собственность является неприкосновенным и священным правом» (ст. 17), адрессовано прежде всего админис­трации и вызвано тем, что собственность — эта главная основа режима — долгое время недостаточно охранялась правитель­ством. «В течение целых веков собственность подвергалась конфискациям или экспроприациям без возмещения.

Для правопонимания Ориу характерно различение правопо­рядка и правового строя. Правовой порядок имеет целью ввести с помощью некоторых процессов и специальных процедур меру справедливости в примитивный порядок вещей. При этом пра­вовой порядок отделим от политического порядка вещей. Пра­вовой порядок может осуществлять справедливость в полити­ческих учреждениях не иначе, как вводя в них правовые состояния. При этом необходимо, чтобы правовые состояния устанавливались сами собой. Так, например, публичному праву присущи известный публично-правовой порядок вещей и извес­тное положение институтов, которые в совокупном взаимодей­ствии «упорядочивают область публичных отношений в целях свободы и справедливости». Первый прием, с помощью которого правовой порядок вводит справедливость в существующее по­ложение вещей,— превращение фактических состояний в пра­вовые состояния. Так как в публичном праве факт часто является результатом силы, то это создает проблему превраще­ния результатов силы в правовые состояния. Эта проблема нашла своеобразное разрешение («софистическое разрешение») в немецкой поговорке «сила создает право».

Софизм здесь в том, что складывается впечатление, будто результаты применения силы сами собой, без каких-либо пре­вращений и без вмешательства других (помимо самой силы) элементов становятся формами правовых состояний. На самом деле результаты силы получают форму права только путем их дальнейшего превращения и легитимации (узаконения). При этом главным фактором такого узаконения становится «спокой­ное и длительное существование», поскольку только такое положение вещей заставляет предполагать, что «состоялось приспособление или принятие этого положения, которое таким образом становится институтом, существующим уже не вслед­ствие действия силы, а самостоятельно. Само это предположе­ние покоится на постулате, что окончательно утвердиться в обществе может только то, что стало добрым и справедливым, так как добро более устойчиво и прочно, чем зло».

Второй прием юридической техники, имеющей целью введе­ние справедливости, состоит в персонификации социальных институтов. Человеческому сознанию свойственно чувство спра­ведливости. Однако в социальных группировках выявляются обычно столь примитивные коллективные силы, что управление ими ускользает от индивидуальных сознаний даже правящих лиц. Дело облегчается тем, что коллективные силы сами организуются «наподобие личности» и делают возможным управление ими. Они подчиняют свои проявления настолько разумным процессам, что индивидуальным сознаниям делается легко воздействовать на них «в направлении справедливости». В этом, собственно, и состоит секрет «персонификации социальных институтов».

Могут возразить, что это антропоморфизм в изо­бражении социальных явлений. Ориу соглашается, но говорит при этом, что такой антропоморфизм «дает благие результаты, которые состоят во внесении гуманности в социальные институ­ты, существующие ради человека».

Вывод: Социологическая юриспруденция подвергла критике формально-догматическое направление, прежде всего за смешение права и закона. Но, с другой стороны, она сама страдает серьезными изъянами. Так, противопоставляются нормы и правопорядок, отрицается нормативный характер права, отвергается нормативная сила законов, исключаются из правовой науки сущностные и аксеологические проблемы права.