В то же время совершаемые в этой сфере действия субъектов как частных лиц — договоры, односторонние акты собственника и т. д. - приобретают “самое настоящее”, “полнокровное” юридическое значение. Государство, которое изначально “изгнано” из данного круга отношений, теперь обязано - не парадокс ли? - признавать частноправовые отношения, защищать их всеми законными способами и реализовывать при помощи всей системы своих принудительных органов и средств.

Свобода и самостоятельность субъектов, характерные для частного права (их в юриспруденции нередко называют диспозитивностью), могут - как в современном Гражданском кодексе России - прямо обозначаться в законодательном тексте. В кодексе говорится об “автономии воли” субъектов, о том, что они приобретают и осуществляют права своей волей и в своих интересах. Но этого может и не быть. Зато во всех законах, посвященных частному праву, непременно существует адекватный, и притом обширный, технико-юридический инструментарий, направленный на то, чтобы реально, в жизни, утвердить начала диспозитивности, принципы частного права.

И это вполне объяснимо. Юридические обязанности и юридическая ответственность по большей части прямо вытекают из других форм регуляции поведения людей (в первую очередь - из требований морали) и нуждаются главным образом в своего рода государственном подкреплении, известной конкретизации с учетом различных жизненных обстоятельств - политических, экономических и т. д.

А вот свобода и самостоятельность людей хотя и имеют естественные предпосылки, тем не менее сами по себе в качестве “регуляторов” цивилизованного характера не действуют. Для того чтобы выступить не в виде вольницы и вседозволенности, а в нормальном цивилизованном виде, они изначально требуют существования отработанного и действенного инструментария, который утверждал бы их в жизни людей и обеспечивал претворение на практике начал частного права - свободы, самостоятельности, независимости участников общественных отношений в области собственности, оборота имущества, сделок, передачи прав, наследования и т. д. Ключевое значение в этом юридическом инструментарии имеют правовые институты гражданского права, нацеленные на обеспечение статуса участников отношений в качестве субъектов права. Прежде всего - отдельных индивидов в качестве полноправных граждан (отсюда и название основной отрасли в сфере частного права - гражданское право, или - с использованием римской терминологии-jus civile (лат.) - цивилистика).

Именно здесь, в области частного права (цивилистики), сложились и приобрели повышенное значение другие юридические средства и механизмы, адекватные началам частного права. В том числе - необходимость строгой определенности субъективных прав, а в этой связи и определенности юридических обязанностей.

И вот тут - и не только в отношении частного права (но все же в первую очередь в отношении этой сферы прав) - надо сказать об оправданной сложности “юридической материи”. Той сложности, которая подчас, по распространенным стереотипам нашего правосознания, все это представляет чуть ли не как сплошную канцелярщину, формалистику, бумаги и инструкции, заскорузлые формулы и малопонятные термины - сделки, реституции, регистрации, интерпретации.

Но дело-то в том, что такого рода “юридическая материя”, казалось бы далекая от живой жизни, канцелярски закрученная, появилась на свет и существует для того, чтобы выразить и реализовать достоинства права. И во многом - как раз для того, чтобы выразить и реализовать “способность” права обеспечивать высокую определенность юридических установлений в сфере частного права.

Ведь вовсе не случайно, что право в государстве выступает в виде законов, других официальных нормативных документов, можно сказать, живет в этих документах (недаром в юриспруденции такого рода документы: законы, указы, нормативные постановления власти, именуют “источниками права”). Право как строго юридическое явление - это писаное право. И именно “письмо” - знаковые системы речи, выработанные человечеством за свою многотысячелетнюю историю, - и только оно, “письмо”, позволяет максимально точно фиксировать и в неизменном виде сохранять мысль и волю, правила поведения, в том числе и те, которые выражены в юридических нормах. И стало быть, не так уже плохо, напротив - в принципе замечательно, что для права характерна не просто “определенность”, а формальная определенность.

К тому же надо знать, что юридические сложности - кстати, характерные для всех областей человеческих знаний (и порой - так же, как везде, - действительно доводимые, увы, до крайности, что а является предпосылкой их недоброй славы) - по своей сути представляют собой сплав опыта и ума, искусства и интеллекта.

Даже в мелочах. Точнее - именно в мелочах. Потому-то юридические тексты как тексты “юридические” отличаются скрупулезной. дотошной точностью, вернее - требуют ее. В самых мелких грамматических деталях. Скажем, в употреблении союзов “и” - “или”. Например, в одном из законов о залоге, ныне уже не действующем, было сказано в отношении одного из правил, что исключение из него допускается, если оно будет установлено “законом и договором”. В действующих же законоположениях говорится - “законом или договором”. Мелочь? Простите, какая же это в практической жизни “мелочь”, когда в одном случае требуется, чтобы данный вопрос одновременно и одинаково был решен как законом, так и договором, а в другом - достаточно лишь одного из таких оснований?!

На обеспечение строгой определенности в решении жизненны' дел направлена и специальная юридическая терминология. Еще раз скажу: такая терминология не выдумка бюрократов, не канцелярские формалистические выкрутасы. Юриспруденция - сложная область знаний и практики, где требуется - как и в других сложных отраслях человеческой деятельности (технике, медицине и т.д.)— особая терминология. И здесь эта особая терминология во многих случаях сложилась и с успехом употребляется как раз для того, чтобы в наших жизненных делах были достигнуты необходимые определенность и точность при решении сложных юридических вопросов, в том числе -и, пожалуй, прежде всего - юридических вопросов, связанных с субъективными правами в области частного права.

В этой связи и для этого (строгой определенности, точности) утвердился и стал составной частью культуры особый юридический язык, отличающийся сжатыми формулировками, лаконичными терминами, когда в одном слове кроется богатое и предельно точное содержание. Достаточно, например, юристу сказать “консенсуальный договор”, как для подготовленного в правовом отношении специалиста ясно, что, например, арендный договор начинает действовать, порождая многообразные права и обязанности, уже с момента его заключения (а не с момента передачи арендатору вещи, как это характерно для ^реальных договоров”, таких, как договор займа).

Наряду с особой юридической терминологией - еще один существенный момент. Для того чтобы право было способным обеспечивать строгую определенность наших прав и обязанностей, а отсюда и самих жизненных отношений, в нем вырабатываются различные юридические конструкции, т. е. типовые модели, отработанные “конструктивные” построения прав и обязанностей, заранее рассчитанные на самые разнообразные жизненные ситуации, на обеспечение различных интересов и представляющие собой отработанный сплав опыта и ума. Различные виды договоров — купля-продажа, мена, заем, аренда, страхование — все это своеобразные юридические конструкции.