В настоящее время активно исследуется суггестивное и манипулятивное воздействие языка СМИ на аудиторию, принципы ведения информационной войны. Активизация интереса лингвистов к масс-медиа обусловлена тем, что языковой материал, который человек получает через СМИ, доминирует над всеми другими.

СМИ в силу ряда своих отличительных характеристик (массового распространения информации, публичности, однонаправленности воздействия) идеально подходят для манипулирования человеком. Г. Шиллер отмечал, что для успешной манипуляции требуется «фальшивая действительность, в которой ее присутствие не будет ощущаться» (Шиллер 1980, с. 28). Эту «фальшивую» действительность создают СМИ: акцентируя внимание на одних деталях и оставляя в тени другие, они задают определенный тон, эмоциональное отношение к фактам действительности, влияя тем самым и на процесс формирования мировоззрения большого количества людей.

Роль языка СМИ в манипулировании заключается в создании неадекватной информационной модели действительности (искажение, утаивание информации, смещение приоритетов), а также в суггестивном воздействии на аудиторию, обусловленном, по мнению М.Р. Желтухиной, параметрами агональности, диалогичности, оценочности / эмоциональности, инсценнированности (Желтухина 2003, 155-163).

Манипулятивный эффект эвфемизмов, функционирующих в текстах СМИ, основан на механизме ассоциативности, благодаря которому «говорящий располагает своего рода формальной защитой… как бы отвлекает внимание собеседника от запретного понятия, подразумевая, по крайней мере формально, другие содержания» (Видлак 1965, с. 276-277). Рассмотрим в качестве примера широко распространенный в языке СМИ эвфемизм обезвредить в значении «убить». В этом случае для обозначения отрицательного денотата используется слово, вызывающее дополнительные ассоциации с чем-то положительным. Возникновению данных ассоциаций способствует внутренняя форма слова: обезвредить → сделать безвредным (Ожегов 1989, с. 341); безвредный → не причиняющий вреда (Там же, с. 35); вред → ущерб, порча (Там же, с. 84). Таким образом, используя эвфемизм обезвредить, говорящий формально подразумевает такое действие, которое помогло избежать вреда (ущерба, порчи) и, следовательно, должно быть положительно воспринято адресатом. Налицо явно выраженное манипулятивное воздействие: в психику реципиента скрыто внедряются установки, не совпадающие с его собственными. Несмотря на всю очевидность табуируемого денотата (убить), эвфемизм обезвредить обладает устойчивой положительной коннотацией за счет возникающих ассоциаций с чем-то полезным, остановившим вред.

Однако манипулятивный потенциал эвфемизма не исчерпывается механизмом ассоциативности. Это связано с тем, что эвфемистический эффект не всегда возникает в силу ассоциаций с положительным денотатом. Эвфемизмы могут образовываться и путем фонетических искажений, аббревиатур, сокращений, перефразирования за счёт увеличения числа компонентов высказывания. При таких способах образования эвфемизм лишь слегка видоизменяет табуируемое слово или словосочетание, поэтому речь не идет об ассоциативности (явно прослеживается намёк на заменяемую лексическую единицу). Е.Н. Торопцева считает, что можно говорить о так называемом механизме «буфера» в тех случаях, когда эвфемизм играет роль «промежуточного звена, своеобразного “буфера” между отрицательно коннотированным словом и сознанием участников коммуникации» (Торопцева 2003, с. 35). Так, в следующем примере в роли “буфера” выступает словосочетание с широкозначной семантикой: «Из Дели выдворен сотрудник пакистанского посольства, которого обвинили в деятельности, не совместимой со статусом дипломата». (ОРТ. Время. 25.12.2001).

Такой расплывчатой формулировкой эвфемистически обозначается шпионаж. Данное словосочетание не вызывает положительных ассоциаций у реципиента, однако, будучи довольно неопределенным, вуалирует прямую номинацию, создаёт смягчающий эффект. Механизм буфера действует по принципу: «Нет слова – нет проблемы».

По нашему мнению, наиболее сильное манипулятивное воздействие на человека осуществляется посредством так называемых политических эвфемизмов. Данный термин используется для обозначения группы эвфемизмов, «употребляемых в текстах политической коммуникации, адресатом которых является массовая аудитория, с целью смягчить негативные ассоциации, связанные с некоторыми фактами, часто за счет искажения смысла самого описываемого факта» (Обвинцева 2003, с. 51).

Некоторые авторы отказывают политическим эвфемизмам в статусе истинных эвфемизмов, так как они представляют собой намеренное искажение истины. По мнению И.Р. Гальперина, если эвфемизму не удается сохранить связь с обозначаемым денотатом, то он перестает быть эвфемизмом (tension (напряженная обстановка) вместо uprising (восстание), undernourishment (недоедание) вместо starvation (голод) (Гальперин 1981, с. 175). В.П. Москвин разграничивает эвфемию и дезинформацию, считая, что они противопоставлены функционально (по коммуникативной цели). Цель эвфемии – смягчение выражения (полный вместо толстый), цель дезинформации – ложь, обман, искажение истины (чернобыльская авария вместо чернобыльская катастрофа) (Москвин 2001, с. 61). С нашей точки зрения, данные примеры все же являются эвфемизмами, несмотря на слабую связь с денотатом. Во-первых, они заменяют слова и выражения, которые были нежелательными для коммуникатора в данной ситуации, могли вызвать негативную реакцию; во-вторых, они обладают нейтральной коннотацией и, в-третьих, соответствуют основным целям эвфемизации речи: избежать конфликта в общении, скрыть неприятные явления действительности. Политические эвфемизмы обладают наиболее эффективными возможностями для манипулятивного воздействия на человека.

В разнообразных классификациях способов манипулятивного воздействия эвфемизмы не представлены, хотя обладают огромным манипулятивным потенциалом, который обусловлен рядом факторов: 1) эвфемизмы скрывают истинную сущность явления за счёт создания нейтральной или положительной коннотации, за счёт действия механизма ассоциативности и механизма «буфера»; скрытый способ передачи информации более эффективен, чем прямое воздействие на человека; 2) реципиент обычно не успевает вычленить эвфемизмы из контекста и осмыслить их, так как огромный информационный поток, транслируемый каналами массовой коммуникации, затрудняет ориентацию в языковом материале и его критическую оценку; 3) чтобы присвоить слову статус эвфемизма, надо понять, какой именно референт скрывается за этим словом; если адресат по каким-либо причинам (дефицит времени, недостаточный уровень образования, отсутствие необходимых пресуппозиционных знаний) не может этого сделать, значит, эвфемизм не будет им «распознан»; 4) малая часть реципиентов знакома с данным лингвистическим явлением (в основном, это филологи и журналисты); не зная сути явления, невозможно понять, как осуществляется манипулятивное воздействие.

Во второй главе «Манипулятивные способы и средства эвфемизации в русском и английском языках» разрабатывается классификация способов образования манипулятивных эвфемизмов, в основу которой положен принцип учета языкового уровня реализации эвфемистической зашифровки (графический, фонетический, морфологический, лексико-семантический, синтаксический). Важность данного принципа заключается в том, что эвфемизмы обычно рассматриваются как номинативные единицы, эквивалентные слову и регулярно воспроизводящиеся в речи, т.е. анализируются преимущественно на лексическом уровне. Однако проявления эвфемии не сводятся к замене одного слова другим: коммуникатор с целью снижения эмоциональной напряженности высказывания может использовать определенные графические знаки, фонетические замены, словообразовательные аффиксы, может синтаксически построить фразу более мягко. Таким образом, эвфемия в ряде случаев представляет собой не явление лексического уровня, а особый стилистический прием, который достигается различными средствами и реализуется на различных языковых уровнях.