26 и 27 октября велись переговоры с К.И.Рябцевым и председателем КОБ В.В.Рудневым. В тоже время обе стороны разрабатывали планы боевых действий.

26 октября состоялось совещание районных комиссариатов ВРК, 27 октября — собрание офицеров. Неустойчивое равновесие не могло быть долговременным. Участились отдельные столкновения, росло взаимное недоверие — несмотря на попытки провести новые переговоры. К 28 октября напряженность усилилась. Опасность окружения Моссовета подтверждалась обстрелом его здания 27 октября и нападением юнкеров на солдат-двинцев.

Участник событий С.П.Цуцин рассказывал, что вечером 27 октября 120 двинцев по приказу П.Г.Смидовича направились из находившегося в лазарете на Озерковской набережной штаба к Моссовету. Они двигались к Чугунному мосту по Балчугу, через Москворецкий мост к Лобному месту, около которого их задержали юнкера. После переговоров они направились через Красную площадь, но около Исторического музея их вновь остановили юнкера, потребовавшие сдать оружие. В стычке был убит командир отряда Сапунов, его сменил Цуцин, и началась перестрелка.

Утром 27 октября меньшевики и эсеры распространили слухи о падении СНК и победе Керенского. ВРК поручил Смидовичу и Пятницкому установить связь с Петроградом и выяснить действительное положение вещей. Они направились в Московское бюро «Викжеля» (бывшее помещение жандармского отделения Николаевской железной дороги), чтобы по телефону вызвать из Петрограда представителей правительства или ВРК. Но член Викжеля правый эсер Гор не допустил большевиков к аппаратам.

Пятницкий смог установить связь помимо Викжеля и перехватить телефонные разговоры Рябцева и Мосбюро Викжеля со столицей.

В тот же день командующий предъявил ультиматум о роспуске и предании суду ВРК под угрозой начать военные действия против советов. Ногин усиленно убеждал вновь вступить в переговоры с ним. Из ВРК вышли меньшевики, а ультиматум командующего округом был отклонен.

Смидовичу практически на протяжении всех октябрьских событий удавалось добиваться снятия излишне категоричных формулировок. Так, к условиям ВРК, предъявленным 28 октября в ответ на ультиматум Рябцева о создании революционно-демократического комитета с участием разных органов, он добавил приписку о возможности утвердить его состав «и другими организациями». При этом Смидович предвидел несообразность условия об утверждении Комитета пленумом советов.

Кульминация наступила 28 октября: комендант Кремля Берзин сдает Кремль, начинается расстрел революционных солдат, все предприятия города останавливаются, солдаты гарнизона объявляют Исполком своего Совета, состоявший из эсеров и меньшевиков, «изменническим».

Окруженный юнкерами Моссовет к вечеру 28-го с помощью районов добился перелома в свою пользу. Из штаба МВО в Ставку 29 октября было отправлено сообщение: «Силы наши . постепенно тают и страшно переутомлены. С другой же стороны, силы противника увеличиваются . Необходима крайняя помощь, так как положение, не имея в перспективе поддержки, не из блестящих» (Известия Московского совета рабочих депутатов. 1917. 28 окт.).

В роли миротворца выступил Викжель. 29 октября, когда силами восставших были заняты главпочтамт, телеграф, дома губернатора и градоначальника, в ВРК поступила телеграмма Викжеля, призывавшая к перемирию и образованию «однородного социалистического правительства». При нарушении перемирия любой из сторон (ВРК или Комитетом общественной безопасности) Викжель предупреждал, что откроет путь войскам противника.

ВРК согласился на переговоры и, откликнувшись на предложение Рябцева о перемирии, отдал приказ о прекращении боевых действий. В комиссию по выработке условий перемирия, организованную Викжелем, были направлены П.Г.Смидович и П.И.Кушнер.

Переговоры в согласительной комиссии проходили 30 октября до вечера — в помещении бывшего царского павильона Николаевского вокзала. В проекте соглашения Викжеля были пункты, с которыми Смидович и Кушнер согласиться не могли. Пункты эти касались разоружения Красной гвардии, ответственности перед следствием активных деятелей восстания и состава предполагаемого коалиционного органа власти. Предложенный от имени ВРК проект не был принят, но отклонить пункт об органе власти не удалось.

Игнатов вспоминал, что большевики не питали иллюзий по поводу своего предложения КОБ о создании революционно-демократического комитета из пропорционального числа представителей советов, городской думы, земства и т.д. В ожидании ответа он стоял, задумавшись, у окна. «Подходит ко мне т. Смидович и тихим своим задушевно-отеческим голосом говорит:

— Что, Игнатыч, повесят вот тебя, милый человек. Аты ведь еще молодой.

Я взглянул на него и улыбнулся. В эту минуту я о своей смерти не думал» (Игнатов Е. Московский Совет рабочих депутатов в 1917г. М., 1925. С. 372).

Самому Смидовичу в тот же день довелось вести переговоры и с делегацией юнкеров на Садовой-Триумфальной.

На заседании ВРК 30 октября при обсуждении возможного отказа от достигнутого соглашения о перемирии П.Г.Смидович подчеркивал, что оно стало итогом совместных усилий большевиков, меньшевиков, эсеров, Викжеля, Почтово-телеграфного союза. Отказ от соглашения с моральной и иных позиций будет непонятен, а главное, сделает невозможным какое-либо конструктивное взаимодействие ни с кем, начиная с меньшевиков .

Но партийный центр и ВРК отвергли соглашение и предложение о перемирии. Возобновить переговоры они были готовы лишь на основе резолюции ВРК о переходе всей власти в Москве в руки советов, которые и образуют полновластный орган с участием других организаций — до решения Учредительного собрания.

Возможность коалиции не исключалась, в нее приглашались и представители Думы и земства. Подобная позиция поддерживалась и находившимся в столице Рыковым. Как известно, он настаивал на создании коалиционного правительства.

Партийный центр осудил позицию ВРК и действия Смидовича и Кушнера на переговорах, потребовав вывести их из ВРК как кооптированных без его ведома. Ревком, однако, на это не пошел. Повлияло, в частности, сообщение Рыкова из столицы о возможном участии социалистов в правительстве.

Большевики ехали на переговоры после перемирия, как вспоминал Петр Гермогенович, с предписанием на уступки не идти. Поэтому «было странно слушать предложения Руднева о сдаче оружия. Но нам всякая оттяжка была выгодна, и мы тянули переговоры до вечера».

Другой член делегации, Н.И.Муралов, писал, что обстановка на переговорах была очень нервная. Несмотря на перемирие, довольно часто слышались ружейные выстрелы, что вызывало взаимные упреки.

Белые надеялись получить подкрепление с Брянского вокзала, но прибывшие туда казаки отказались выступать против Совета.

«Звенели стекла нашего помещения от разрыва красных тяжелых снарядов в Рогожском районе, и вздрагивал каждый раз бывший член президиума Московского совета Руднев».

Подошедшие с фронта конные части были распропагандированы замоскворецкими рабочими .

Требование распустить Красную гвардию, арестовать ВРК и другие окончательно сорвали обсуждение. «Бой— так бой, до конца, а там увидим. Все встали. Послышались громкие рыдания, истерики». Предоставив противникам место в автомобиле по пути от царского павильона Николаевского вокзала, где шли переговоры, чем немало удивили попутный патруль, Муралов, Смидович и Кушнер доставили их до здания Совета, а затем отправили на санитарной карете в белогвардейский штаб.