Запрещение изображения бога и идолопоклонства имело следствием запрещение изображения человека, ибо человек в исламе не представляет никакой ценности вне божественной идеи. Допустить изображение человека означало в исламе идти в какой-то мере на компромисс с языческим богопониманием. Коран. Последовательно проводя идею монотеизма, в конечном счете, пришел к запрещению изображений всего живого, ибо это рассматривалось как подражание действиям Аллаха. Чуждость изобразительного искусства религиозно окрашенному «идеалу» в исламе привела к запрету изобразительного искусства вообще. Категорическое запрещение искусства исламом является отражением конфликта между двумя формами общественного сознания, отражением противоречия между внутренней сущностью религии и искусства, ибо живопись и скульптура – такие виды искусства, где мистическая идея с трудом находит возможность материального воплощения. Снятие противоположности между религиозной верой и искусством, т. е. художественной формой познания, происходит в исламе не путем использования искусства религией, а путем отказа от изобразительного искусства. И тем не менее, несмотря на «табу», наложенное мусульманской религией на изобразительные искусства (живопись, скульптуру), несмотря на враждебность, откровенно проявленную исламом по отношению к изображениям, творческий дух народа, его эстетическое сознание, художественное видение мира нельзя было окончательно и бесследно заглушить. Прогрессивная тенденция общественной жизни, которой питается искусство обнаруживает то противоречие, которое складывается между религиозной идеологией и художественным развитием «мусульманских» народов. Замечательная настенная живопись первых двух веков ислама (VII – VIII вв.), открытая в Пенджикенте, Варахше, Афрасибе, стилистически сформировала искусство книжной миниатюры, влияла на развитие народных форм декоративно-прикладного искусства и художественной промышленности в средневековой средней Азии.

Ислам оказал еще меньшее влияние на искусство (и народное, и профессиональное), чем буддизм или христианство, так как его неантропоморфность, жесткие запреты изображать все живое неизбежно сталкивались с коренными принципами искусства, которое немыслимо как форма общественного сознания без отношения к человеку. Но искусство оказалось все же необходимо исламу. От столкновения этих двух противоположных по своей сути духовных феноменов возникло нечто, что подтвердило жизненность и необходимость эстетического начала и вместе с тем иллюзорность и социальную ограниченность религиозного сознания.

В современном искусстве интерес вызывает и проблема взаимоотношения кинематографа и религии, которые всегда были непростыми. Священнослужители Запада раньше остальных поняли, что кино может служить весьма мощной силой «продвижения религиозных идей» в массы. Настороженно - подозрительно поначалу отношение к кинематографу весьма скоро сменилось у них намерением интегрировать киноэкран в сферу клерикально-пропагандистской деятельности. Что сделалось составной частью модернизации христианства. Иначе складывались обстоятельства в регионе традиционного распространения ислама, где ситуация развивалась в более сложных условиях и до сих пор далека от окончательного разрешения.

Как и в других частях арабского мира, в Египте первые киносеансы были восприняты исламскими религиозными авторитетами непросто негативно, но даже с враждебностью. Просмотровые залы являлись, с их точки зрения, «домами шайтана», а показывавшиеся в них немые «движущиеся картинки» - «кознями дьявола» или, в лучшем случае, «волшебными играми Запада», что соответствовало утвердившемуся на протяжении столетий ортодоксально-догматическому взгляду на живописное и пластическое искусства, рассматривавшиеся как средство самовыражения язычников.

Важным фактором не только для распространения кинематографа, да и вообще зарождения экранной индустрии в Египте стало преодоление на рубеже XIX – XX вв. теологами-реформаторами во главе с Мухаммедо Абдо (1849-1905) одиозных норм и представлений, вступивших в противоречие с требованиями времени. В отличие от рационалистов, они объявили о праве индивидуума на собственное постижение мира, лимитируя, однако, свободу его действий благоразумными чаяниями и устремлениями. Переосмысливая устаревшие вековые догмы, инициаторы обновительского движения добились принятия высшими религиозными инстанциями ряда постановлений, разрешавших занятие изобразительным искусством. Будучи твердо убежденным, что опасность возвращения к идолопоклонству миновала, М. Абдо, в частности, отмечал: «Если художник желает людям добра и далек от языческих идей. То почему его не признать равным с тем, кто рисует растения и деревья, украшающие Коран? Нельзя говорить, будто живопись «подозрительна», поскольку с аналогичным успехом можно ответить, что разговорная речь тоже «подозрительна». Должны ли мы запретить разговаривать, коль скоро язык можно использовать и для лжи и для правды? Одним словом, я верю: исламский закон не запрещает одно из самых полезных средств посвящения»[11]. Данное заключение отчасти подрывало изживший себя к началу XX в. постулат, по которому мусульмане вполне могли существовать в условиях самоизоляции, отвергая все то, чем располагал к тому времени капиталистический Запад, уже приступивший к киноэкспорту в страны Арабского Востока.

Допуская в целом демонстрацию на территории Египта экранной продукции иностранного производства, мусульманские теологи тщательно и с пристрастием следили за тем, чтобы в показывавшихся зарубежных фильмах не затрагивались аспекты мусульманского вероучения. Мнение богословов для чиновников правительственной цензуры было авторитетным и непререкаемым.

Заключение

В процессе исторического развития духовной культуры человечества существуют различные взаимоотношения между такими формами общественного сознания, как искусство и религия. В этом историческом процессе те или иные религии «выбирают» ту или иную систему искусств, которая в наиболее оптимальном варианте способна воспроизводить духовную атмосферу и культовую практику данной религии. Искусство, как эмоционально-образное утверждение религиозных идей, занимает определенное место в структуре тех или иных религий. В ярком и четком виде этот процесс проявляется в функционировании развитых мировых религий, структура которых наиболее устойчива и определена, хотя исторически и она, конечно, эволюционирует.

Этот исторический процесс взаимодействия искусства и религии привел к тому, что мировые религии включили в свою структуру почти все искусства, как традиционные, так и современные. Но этот процесс имел свои роковые последствия: границы религиозного сознания в результате многостороннего воздействия на него всех искусств стали размываться, религии стали терять свое иллюзорное специфическое содержание. Вместе с тем возникает новая эстетическая и художественная среда, которая слишком удалена от традиционного религиозного мышления.

Освобождение эстетического сознания из-под религиозного влияния неизбежно, так как современный мир с его динамически напряженным процессом социальной жизни, научно-техническая революция и мощные демографические взрывы разрушают, последовательно и неуклонно, структуру традиционных мировых религий. Это исторически неизбежное разрушение структуры традиционных религий происходит и под воздействием созданной ими системы искусств.