В условиях перехода развитых западных обществ к постмодерну, в странах ЦВЕ и прежде всего в СССР гипертрофированная бюрократия парализовала адаптационные и инновационные процессы. Проявления убывающей эффективности иерархических, централизованных бюрократических институтов можно видеть на всем пространстве индустриального общества. Одна причина упадка классических бюрократических институтов индустриального общества состоит в том, что они по своей внутренней сути менее эффективны в обществах высоких технологий с высокоспециализированной рабочей силой, чем на первых стадиях индустриального общества. Но другая причина – в том, что они также стали менее приемлемы для людей в обществе постмодерна с их изменившимися ценностями.

Можно высказать ряд положений, подтверждающих изменение роли государства в сторону ее минимизации. Во-первых, нужно ли государство в условиях, когда каждый гражданин в отдельности может напрямую обратиться для защиты своих интересов в международные правозащитные, судебные и другие органы – от Международной амнистии до Международного суда. Во-вторых, в стабильной Западной Европе убедительно звучат слова о необходимости защищать не всесильное государство от людей, а наоборот. В-третьих, [c.163] надгосударственные и трансгосударственные субъекты (международные финансовые институты и ТНК) действительно обладают ресурсами, которые намного превосходят возможности большинства государств. Поэтому их суверенитет, во всяком случае экономический, становится фиктивным. Наконец, в-четвертых, как отмечают исследователи, “обычное” государство не способно регулировать межэтнические отношения, которые успешнее разрешимы в рамках надгосударственных общностей. Но там, где ситуация нестабильна и опасна, у идеи отмирания государства нет прочной основы, поскольку ослабление государственного начала в нестабильных обществах грозит распадом страны.

В современном мире четко прослеживаются амбивалентные процессы. С одной стороны, ХХI век единодушно отождествляют с дальнейшим расширением и слиянием мировых рынков капитала, информации и услуг, с еще большим усилением экономической взаимозависимости, с растущими возможностями передвижения и общения людей. С другой – речь идет о растущем разрыве в уровнях благосостояния развитых и отстающих стран; больше того, финансовый кризис, потрясший два года назад Юго-Восточную Азию, показал, что даже страны, которые в 80-е годы, казалось, резким рывком приблизились к ведущим экономическим державам мира, уязвимы перед стихией глобального рынка.

Дебаты о глобализации принимают наиболее острые формы, именно когда речь заходит о судьбах национального государства. Никто не отваживается прямо утверждать, будто уменьшение роли национального государства – к лучшему, но по логике дискурса получается, что оптимизм по отношению к перспективам экономической глобализации чаще всего сочетается с пессимистическим взглядом на будущее национального государства. Основной интенцией выступает сужение компетенции национального государства.

Однако масштабы этого явления оцениваются по-разному. Возможно рассмотрение национальных государств в качестве “приводных ремней” глобального хозяйства, а в мировом масштабе функционально уподобляются муниципалитетам, поддерживающим необходимую бизнесу инфраструктуру (Cox, 1996, р. 302; Hirst, Thompson, 1995, р. 414). Существует и противоположное мнение (примером которого может служить высказывание ученого Р.Кили), что “рост могущества ТНК привел к появлению новой глобальной экономики, в которой национальное государство не только теряет свое могущество, но и становится анахронизмом” (Kiely, 1998, p.97). Насколько реально страдает государственный суверенитет, и застопорится ли этот процесс или будет продолжаться до своего логического завершения, то есть до превращения национального государства в некий символ, присутствующий лишь на картах административного деления мира – вот вопрос, на который ищут ответ все политологи, занимающиеся проблемой “размывания” государства.

В ответах на эти вопросы наибольшей радикальностью позиций среди адептов глобализации выделяется один из ведущих в мире специалистов по стратегии бизнеса Кеничи Омаэ, автор книг “Мир без границ” и “Конец национального государства” (см.: Ohmae, 1990; Ohmae, 1995). Вторая книга Омаэ – это манифест подчинения государственной власти интересам международного бизнеса, Государство, полагает К.Омаэ, превращается в “ностальгическую [c.164] фикцию”: оно, может быть, и сохраняет известный политический смысл, но полностью девальвируется с точки зрения экономики (Ohmae, 1995, р.12). Автор предлагает отказаться от “картографических иллюзий” и смириться с неизбежностью размывания экономических границ под воздействием четырех факторов, или “четырех И”: Инвестиций, Индустрии, Информационных технологий и Индивидуального потребления (понятие “индустрия” призвано обозначить экспансию транснациональных корпораций и присутствует здесь только благодаря своей первой букве).

Основные возражения высказываниям автора вызваны тем, что мерилом слабости национального государства К.Омаэ считает силу транснационального бизнеса; из этого должно было бы следовать и обратное: силе государства соответствует слабость ТНК и мировых рынков. Следует указать на спорность такого подхода (“или-или”) (см.: Sassen, 1996, р. 28-29). Речь должна скорее идти о том, что функции государства в условиях глобализации видоизменяются: оно частично утрачивает прежние функции регулятора экономической жизни, но сохраняет контроль над территорией и населением в том, что касается соблюдения законопорядка, нерушимости границ, паспортного и визового режимов, сбора налогов и т. д. Примером этого может служить мнение, высказанное М. Рогальски: “На деле происходит не ослабление государств, а изменение государственных функций; государство все чаще играет ведущую роль в адаптации национальной производственной системы к требованиям международной конкуренции” (Rogalski, 1997, p. 15).

Логически возникают вопросы: корректно ли вообще сопоставлять объем прерогатив национального государства как институциональной формы политической власти на четко ограниченной территории с финансовым и экономическим могуществом транснациональных фирм и рынков, не знающего территориальных границ и, если можно, то с помощью каких методов? Государственные институты и международные экономические отношения до сих пор эволюционировали в форме параллельных и взаимодополняющих процессов.

Если рассматривать глобализацию в рамках развития мировой системы капитализма, то наблюдающееся в наши дни ослабление суверенитета национальных государств в экономической сфере предстает лишь фазой этого развития, в которой реализуются неолиберальные идеи. Американский социолог Филип Макмайкл, к примеру, считает глобализированное развитие новой формой стабилизации капитализма, которая в 80-х годах сменила прежнюю модель развития, основанную на делении человечества на Первый, Второй и Третий миры (см.: МсМichael, 1996, р. 25-61). Некоторые исследователи вообще видят в глобализации побочный эффект политики хозяйственной дерегуляции, которую государства проводят ради более экономного расходования бюджетных средств на социальные программы (Scott, 1997). Действительно, при одних обстоятельствах национальные государства сознательно и целенаправленно увеличивают социальные издержки, а при других – сокращают их. Поэтому, если участие государства в экономике ослабевает, а собираемость налогов снижается, это свидетельствует скорее лишь об ослаблении хозяйственной роли данного государства в данной конкретной исторической ситуации, а не об ограничении суверенитета национального государства как такового. [c.165]