Нельзя сказать, что академические исследователи не осознают проблем, связанных с внедрением в СМИ альтернативного дискурса. Так, Фоулер, критикуя существующие журналистские практики, признает, что если журналист попытается выйти за приделы доминантного дискурса и сконструировать иную дискурсивную практику, читатели ее не примут: новый стиль будет отвергнут как “несоответствующий теме”, а аргументы признаны неубедительными. Более того, он признает, что от сотрудников частных СМИ, ориентированных на извлечение прибыли, и не следует ожидать столь “решительных, дерзких и требующих высокой сознательности шагов” [9, р. 134], однако не перестает надеяться на чудо.

В отличие от Фоулера, другие исследователи исходят из того, что для появления альтернативного дискурса необходимы альтернативные СМИ, [c. 89] не связанные ни с государством, ни с рынком и имеющие горизонтальную структуру, позволяющую обеспечить доступ членов аудитории и их активное участие в деятельности медиа с позиций демократичности и многообразия [13, р. 12]. В теории дискурса само собой разумеется, что горизонтальные, не-иерархические и не ориентированные на извлечение прибыли организации в буквальном смысле говорят другим языком, чем доминантные бюрократические структуры, занятые поддержанием идеологического доминирования. В силу этого они могут выполнять важнейшую функцию детерриториализации и дестабилизации доминантного дискурса, деконструкции его сложившихся форм и децентрирования возникших в его рамках идентичностей. Выступая в качестве “дискурсивного перекрестка”, на котором могут встречаться и сотрудничать представители самых разных недопредставленных или стигматизированных групп (женщины, студенты, представители этнических сообществ и т.п.), альтернативные СМИ будут способствовать изменению идентичности этих движений и формированию общего фронта демократической борьбы, или, если использовать терминологию Лакло и Муфф, осуществлять гегемонизацию радикального демократического дискурса путем конденсации отдельных демократических требований в единый популистский запрос.

Очевидно, что у современных теоретиков альтернативных медиа был великий предшественник в лице В.И. Ленина, в работе “Что делать?” сформулировавшего идеал бесцензурной и нелегальной партийной газеты, которая организует всесторонние политические обличения, применяя на практике “материалистический (= альтернативный. – А.Т.) анализ и материалистическую оценку всех сторон деятельности и жизни всех классов, слоев и групп населения” [3, с. 126], охватывает всю Россию сетью своих корреспондентов и проникает со своими обличениями во все слои общества.

Организация альтернативных СМИ (чаще всего – радиостанций) была весьма популярным начинанием в 60–70-е гг. ХХ в., в “период бури и натиска” левых студенческих движений. Например, итальянское левое “Движение 77”, с которым напрямую был связан Ф. Гваттари, концентрировалось как раз вокруг не имеющих лицензий, “пиратских” любительских радиостанций, таких, как “Радио Аличе” в Болонье.

Как видно из описания современницы событий, вещание этой радиостанции полностью соответствовало всем требованиям альтернативного демократического дискурса. Оно представляло собой смесь музыки (рок, джаз, немного классики, народные песни и песни политического протеста) с новостями (сообщения о борьбе левых и рабочего класса с властями в Италии и за ее пределами, рассказы о местных студенческих выступлениях, зачитывание фрагментов из радикально-левых газет, подробнейшее, буквально поминутное освещение деятельности феминистских, гомосексуалистских и правозащитных организаций) и комментариями по самому широкому спектру тем, которые имел право сделать любой, кто был готов позвонить в студию или посетить ее редакцию. Гваттари лично написал хвалебное предисловие к книге, описывающей бурную историю “Радио Аличе”, в которой он охарактеризовал эту радиостанцию как “ассембляж теории – жизни – праксиса – группы – секса – одиночества – машины – привязанности – ласки” [14, р. 18]. Для Гваттари “Радио Аличе” явилось примером спонтанно возникшей территории свободы, собранной из альтернативных тематических и аффективных конструкций и вписанной в контекст широкого политического движения. [c. 90]

В итоге в 1977 г. итальянские власти закрыли “Радио Аличе” за “пропаганду непристойности”, тем самым продемонстрировав, как воспринимается радикально альтернативный дискурс (“не говорить о желании, а желать: мы – машины желания, машины войны”) с позиций доминантного дискурса.

Впрочем, последовавшее завершение “эпохи бури и натиска” и наступившая политическая стабилизация заставляют заподозрить, что власти оказали “Радио Аличе” большую услугу, превратив это коммунальное медиа в жертву правящего властного блока и тем самым избавив от мучительной агонии, связанной с постепенным развалом левого движения. Это не говоря уже о том, что даже в период своего расцвета осуществляемая “Радио Аличе” “подрывная коммуникация” имела успех в основном у левых европейских интеллектуалов (и студентов Болонского университета), но никак не у массовой аудитории. Эта радиостанция носила все черты маргинального СМИ, не пользующегося ни реальной популярностью, ни реальным влиянием.

Неуклонный провал всех попыток создать альтернативные средства коммуникации с точки зрения теоретиков дискурса свидетельствует только о том, что властный блок успешно ведет позиционную войну, препятствуя подрыву своей идеологической гегемонии. Вопрос о реальной востребованности и практической осуществимости “попыток создать альтернативу широкому спектру гегемонистских дискурсов, доминирующих в сферах коммуникации, массовой информации, экономики, организационных структур, политики и демократии” [5, р. 64] даже не ставится. Само собой разумеется, что такая альтернатива необходима массам и что ее реализация принесет только самые позитивные результаты.

С начала 1990-х гг. у исследователей, занимающихся дискурсивным анализом массовой коммуникации, появился новый привилегированный объект исследования – Интернет, который, казалось бы, можно считать воплощением в реальности всех их желаний и ожиданий. Тезис о том, что Интернет в силу своей “ризомной”, т.е. нелинейной, неиерархической структуры, со скользящим переходом от одной темы к другой, и принципиальной гетегорогенностью является носителем альтернативных дискурсивных практик и в силу этого позволяет пользователям успешно вести “позиционную войну” с линейными, иерархическими доминантными дискурсами, уже успел превратиться в общее место. В результате сетевое сообщество превратилось в очередное воплощение мечты о “великом сообществе”, которое способно вытеснить “великое общество” и заменить холодные и бездушные отношения господства и подчинения общением равных в виртуальном пространстве.

Впрочем, следует отметить, что такого рода ожидания сопровождали внедрение всех новых средств коммуникации с середины XIX в., когда появился электрический телеграф, который Дж. Цитром не без оснований назвал “исторической синекдохой для всех последующих электронных медиа” [7, р. 189].