конфликт

Россия в сложном переплете нынешних взаимоотношений Восток-Запад занимает свое особое место. Как писал еще в 1915 г. Николай Бердяев, «Россия не может определять себя как Восток и противополагать себя Западу. Россия должна сознавать себя и Западом, Востоко-Западом, соединителем двух миров, а не разделителем». И позже, уже в 1946 г. он пояснял, что «в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад… Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира». Это представление о России еще более утвердилось к концу XX в., будучи апробировано во многих спорах и дискуссиях, в трудах всемирно известных ученых Г.В. Вернадского, Л.Н. Гумилева, П.Н. Савицкого, Н.С. Трубецкого. Наконец, оно по-современному четко выражено в словах президента РФ В.В. Путина: «Россия – своеобразный интеграционный узел, связывающий Азию, Европу и Америку».

Однако быть «Востоко-Западом» в наше время крайне трудно, почти невозможно, ибо накал всевозможных противоречий, ссор и конфликтов между этими двумя частями мира в настоящее время достиг апогея. Однако, так было не всегда. И для того, чтобы наиболее безошибочно и адекватно оценить современный этап отношений Востока и Запада, необходимо бросить ретроспективный взгляд в прошлое и сопоставить то, что было и то, что есть.

Отношения Восток-Запад на протяжении истории менялись многократно. Еще в древности родился стереотип якобы «исконной вражды» между ними, ибо у восточных и западных людей, согласно этому стереотипу, все разное – климат, окружающая природа, пища, одежда, образ жизни, философия, законы, мораль, этика и эстетика. Все эти различия действительно существуют, но они вовсе не предопределяют несовместимости и, тем более, вражды. Достаточно вспомнить, что крито-микенская цивилизация III–II тысячелетий до нашей эры слишком многое взяла у Востока, так же как и архаическая Греция XI–VI вв. до н.э., немало обязанная Финикии, Сирии и Малой Азии. Синкретической, т.е. смешанной, цивилизацией был эллинизм, господствовавший в Средиземноморье и на Ближнем Востоке в IV в. до н.э. – I в. н.э., как и культура Византии, игравшей роль своеобразного моста между Востоком и Западом в V–XV вв. Ярко выраженные черты восточно-западного культурного синкретизма были присущи и другим цивилизациям, в частности – бытовавшим на Иберийском полуострове в VIII–XV вв. и на просторах Евразии, где Русь в течение XIII–XVII вв. постепенно превращалась в Россию.

Тем не менее, было бы заведомой неправдой отрицать многочисленные конфликты между Востоком и Западом со времен, по крайней мере, греко-персидских войн V в. до н.э. В эпоху средневековья эти конфликты в первую очередь выразились в противоборстве ислама и христианства. Именно тогда родились в Европе психологическая отгороженность от Востока, отчуждение, недоверие и даже страх перед ним. На арабские завоевания VII–IX вв. европейцы ответили крестовыми походами XI–XIII вв., в ходе которых Запад, материально и технически усилившись благодаря многим заимствованиям у мусульман, перешел в контрнаступление. Военно-религиозное противоборство Востока и Запада сконцентрировалось тогда в борьбе за гегемонию в бассейне Средиземноморья, в ходе которой мусульмане (арабы, потом турки) противостояли западноевропейским государствам.

Колониальная экспансия Европы (с XV в., но особенно в XVII–XIX вв.) окончательно поссорила Восток с Западом. Для арабов, африканцев, индийцев, малайцев и других народов Востока, в том числе – немусульман, европейские колонизаторы стали символом жестокой агрессии, порабощения и эксплуатации. Все восточные этносы и конфессии, так или иначе затронутые нашествием колониализма, повели борьбу против него. Но мусульмане, дольше других общавшиеся и сражавшиеся с европейскими иноверцами (к настоящему времени – свыше 13 веков!), а поэтому – больше других накопившие обид на них и претензий к ним, были особенно упорны в антиколониальном сопротивлении, в неприятии всего «западного». Это наложило свой отпечаток на последующий характер взаимоотношений Восток-Запад, в системе которых мусульмане взяли на себя функцию наиболее последовательных защитников самобытности Востока, наиболее непримиримых противников шедших с Запада модернизации и «вестернизации», максимально твердых последователей и хранителей традиций религиозного, культурного и духовного наследия прошлого.

Здесь следует сделать оговорку, что отношения Руси, а потом и России, с Востоком, в том числе – мусульманским, сложились несколько иначе. На просторах Евразии издревле восточные славяне не были так географически и психологически отдалены от своих соседей с востока и юга, преимущественно – сменявших друг друга кочевников из Азии. В силу этого Древняя Русь и практически неотделимая от нее Великая степь всегда составляли как бы единое этногеографическое пространство, в рамках которого важнейшие общественные процессы (политические, экономические, культурные) были результатом взаимодействия, взаимовлияния, а иногда – и взаимной ассимиляции всех населявших Евразию народов, этносов и конфессий. Разумеется, внутри этого все же относительного единства постоянно шла борьба за самобытность составлявших его элементов (славянского, балтийского, финно-угорского, тюркского и других), как и за доминирование той или иной конфессии. Однако сама длительность межэтнических и межконфессиональных контактов, да и значительное влияние Византии, полувосточной по своему характеру, исключали или существенно ослабляли на Руси свойственную Западу востокофобию. Формируясь на обширных просторах и в чрезвычайно разнообразных природных условиях, Русь сохраняла открытый характер, способность к переменам и усвоению новых ценностей. И до, и после монгольского нашествия XIII в. она постоянно обогащалась за счет восприятия иноэтнических элементов, социокультурного взаимодействия и взаимообмена с ними.

Отношения Древней Руси и Великой Степи вместе с тем всегда примерно в равной мере содержали элементы конфликтности и сотрудничества, причем и те, и другие носили не временный, а постоянный характер. Достаточно напомнить единую схему эволюции от войны к согласию и взаимодействию отношений Руси с булгарами, печенегами, половцами, монголами, интеграцию русских княжеств в государственную систему и жизнь Золотой Орды, смешанные браки русских и степняков на всех социальных уровнях, пополнение русской аристократии монголо-татарской знатью. Даже межконфессиональные отношения православного христианства и ислама в Евразии носили более терпимый характер, чем отношения ислама и католичества. А по мере трансформации Московского государства в Российскую империю и распространения его господства на земли, населенные мусульманами, власть московского царя воспринималась мусульманами как почти легитимная, как результат возвышения (в ходе ожесточенной, но обычной для Евразии борьбы за трон) одного из законных наследников повелителей Золотой Орды, ставшего «Ак Падишахом», т.е. Белым царем. Разумеется, все это было не так просто и порой принимало остро конфликтные формы, но в целом упомянутые выше постоянные элементы сотрудничества, характерные для политической культуры, выработанной тысячелетиями исторического опыта Евразии, содействовали в конечном счете смягчению конфликтов и формированию сложного по своему составу многоэтничного и поликонфессионального государства. Став таким государством, Россия немало взяла и очень многому научилась как у Византии, так и у Золотой Орды. Это позволило ей и в дальнейшем, в XVII–XIX вв., присоединять мусульманские области, не столько колонизуя их (что, конечно, также имело место), сколько интегрируя, приобщая к своей политической, военной и административной системе, к своей экономике, культуре и социальному быту.