Конструировать федерацию Renovatio Imperii как метод социальной инженерии
Рефераты >> Политология >> Конструировать федерацию Renovatio Imperii как метод социальной инженерии

Сложившееся в российских социальных науках обыкновение начинать едва ли не каждый второй текст указанием на особую актуальность затронутых в нем вопросов стало уже признаком дурного тона — хотя бы потому, что в ряду проблем нашего страдающего системной дисфункцией общества как-то затруднительно отыскать неактуальные. И все же даже на общем фоне тема оптимизации российской этнополитической и территориально-политической организации выделяется, с одной стороны, своей болезненностью поскольку здесь наиболее явно «цена вопроса» измеряется человеческой кровью, с другой стороны удручающей неспособностью интеллектуальных и политических элит подвергнуть последовательному критическому рассмотрению и даже (одиозность термина не всегда наносит ущерб его точности) деконструкции управляющие их собственным поведением стереотипы. Между тем восприятие в качестве самоочевидных установок, таковыми не являющихся, более, чем что-либо иное, блокирует сегодня любые позитивные сдвиги в этнополитической области и, напротив того, консервирует в конструкции российской государственности мощные конфликтогенные напряжения.

Первый из этих стереотипов представление о федерализме как о естественной, предзаданной форме российской этнополитической организации. Конечно, то обстоятельство, что в последние годы федеративная форма государственного устройства ставилась под сомнение разве что лишь в откровенно маргинальных и не предназначенных к реализации политических проектах, безусловно, сыграло позитивную, стабилизирующую роль поскольку было элементом признания практически всеми элитными группами и необратимости распада СССР, и неприкосновенности обозначенных Конституцией 1993 г. рамок политического действия. Но факторы краткосрочной стабильности далеко не всегда способны сыграть ту же роль в более отдаленной перспективе и часто их отложенное воздействие может быть даже диаметрально противоположным.

Вплоть до обнародования весной 2000 г. президентских предложений по реформе федеративного устройства России сама федеративность этого устройства принималась как бы «по умолчанию», как его единственно мыслимая форма, и консенсус по этому поводу казался едва ли не всеобщим. Между тем факт, значение которого чрезвычайно редко осознается даже не в полной, а хоть в какой-то мере, состоит в том, что федерализм как принцип организации российского политического пространства не имеет под собой решительно никакого прочного исторического основания. Почему, собственно, сегодняшняя Россия является федерацией? На самом деле этот вопрос, конечно, гораздо шире; не только территориальное устройство, но и республиканская форма правления, и сами глубинные основы правового уклада страны сегодня столь же проблематичны в том смысле, что их сложно возвести к какому-либо основанию, кроме произвола и случайности произвола и случайности и доболыпевистских, связанных с деятельностью Временного правительства (чья законность зиждилась лишь на весьма юридически двусмысленном акте великого князя Михаила 3 марта 1917 г.), и хорошо памятных постбольшевистских, но, конечно, большевистских par excellence. Весь комплекс этих вопросов не так часто становится предметом непредвзятого обсуждения, только и позволяющего осознать остроту предъявленного России вызова. Одним из немногих исключений является продолжающаяся на страницах журнала «Полития» дискуссия «Россия на путях правопреемства»1, в центре внимания всех участников которой (на сегодняшний день это А.М.Салмин, Ю.С.Пивоваров, А.И.Фурсов, А.Б.Зубов, И.Н.Андрушкевич, С.В.Волков, В.Страда) «вопрос о правомерности, праворелевантности российской демократии, о корнях, основах ее легитимности»2.

Впрочем, настоящий текст посвящен гораздо более узкой теме; отметим лишь, что если даже республиканская форма правления, утвержденная в России 1 сентября 1917 г. актом Временного правительства, актом, принятым лишь в силу сиюминутной политической целесообразности и несмотря на то, что правительство это даже в рамках очерченного им самим правового поля не имело никакого права предрешать вид будущего государственного устройства, оказывается с последовательно юридической точки зрения фиктивной, то российский федерализм фиктивен вдвойне. Вряд ли можно сомневаться в том, что республиканский выбор России был в условиях 1917 г. безальтернативен, и Керенский, подчиняясь «требованию момента», лишь зафиксировал неизбежное. Другое дело, что затем термин «республика» использовался большевиками для наименования советского режима, не имевшего к республике в собственном смысле слова никакого отношения; ибо условием действительности res publica, скажем, для Цицерона была прежде всего concordia ordinum, согласие сословий, которое никоим образом не может иметь классовой борьбы и массового кровопролития своим легитимизирующим основанием (да и otium cum dignitate, покой и достоинство, которые тот же Цицерон полагал залогом счастья государства, нелегко обнаружить в советском жизненном укладе). Но республика, по крайней мере, имела шансы стать реальностью и уже, видимо, становилась ею, когда этот процесс был прерван октябрьским переворотом.

С федерализмом же дело обстоит иначе. Безусловно, различные проекты федерализации России обсуждались в предреволюционный период, но всегда как лишь один из возможных и совсем не обязательно оптимальный вариант. Вообще трудно отделаться от мысли, вникая в эти дискуссии, что само слово «федерация» к российским реалиям «применялось» както с трудом. Так, одной из невеселых шуток истории можно счесть то обстоятельство, что в протоколе первого (11.10.1917) заседания Особой комиссии по составлению проекта основных законов при Временном правительстве, в пункте программы подлежащих разработке комиссии вопросов «Принципы федерализма, автономии, самоопределения, государственного единства», в результате допущенной опечатки значится «принципы феодализма»3 (кстати, подготовленный этой комиссией проект и не предусматривал федерализации России, но лишь установление определенной «областной автономии» в предписываемых центральной властью пределах). В свете сегодняшних реалий этот lapsus calami приобретает пророческий оттенок (ср. хотя бы: «Под лозунгом федерализма, вдохновлявшего простодушных авторов Конституции, Россия с невероятной скоростью приближается к состоянию феодализма»4).

Таким образом, федерализм в России, в отличие от республиканизма, появился лишь с установлением большевистской власти и только как ее эпифеномен. Однако же именование реальной властной конструкции СССР федерацией нельзя не счесть насилием над здравым смыслом тогда уж и сталинскую псевдоконституцию 1939 г. придется признать эталоном либерализма, и проч., и проч. Во всех этих случаях вспоминается один и тот же известный анекдот о сарае, в котором лежали все-таки дрова несмотря на то, что на стене его значилась совсем иная своеобычная для нашего отечества надпись.

Подобная дурная магия слов только запутывает дело — впрочем, запутали его еще сами большевики. Во-первых, вплоть до самой победы октябрьского переворота большевики вообще, и Ленин в частности, решительно и последовательно выступали против «мещанского идеала федеративных отношений»5 на том основании, что если уж «капитализм требует для своего развития возможно более крупных и возможно более централизованных государств»6, а федерализация ослабляет внутренние экономические связи, то тем более верен этот принцип и для последующего, более прогрессивного типа социально-экономической организации (а Сталин в марте 1917 г. даже опубликовал статью «Против федерализма», где последний был квалифицирован как «донкихотские потуги повернуть назад колесо истории»7). Во-вторых, в значительной части политического дискурса того времени под федерацией подразумевалась вовсе не федерация территориальная, а некий выдержанный в синдикалистско-солидаристском ключе проект, находившийся в полном соответствии с духом времени и всего несколькими годами позднее нашедший воплощение в итальянском корпоративном государстве. Так, первый проект советской Конституции, подготовленный наркоматом юстиции к январю 1918г., предусматривал, что республику Советов составят пять профессиональных федераций земледельцев, промышленных рабочих, торговцев, государственных служащих, «служащих у частных лиц (прислуга)». А видный деятель комиссии по выработке Конституции Рейснер утверждал: «Территориальная организация и территориальный федерализм совершенно не могут служить основанием для решения государственных вопросов в социалистической республике. Ибо наш федерализм есть не союз территориальных государств или штатов, а федерация социально-хозяйственных организаций. Она строится не на территориальных фетишах государственной власти, а на реальных интересах трудящихся классов Российской республики»8. И хотя территориальный подход все же возобладал (под влиянием Сталина), но лишь потому, что был сочтен более адекватным логике сохранения максимального объема власти на максимальной территории как отмечал Э.Карр, «федерация была тем политическим понятием, к которому можно было обратиться, чтобы удовлетворить чаяния зависимых в прошлом народов царской империи и в то же время удержать их в рамках советского строя. Стоило провозгласить право наций на самоопределение, как федерализм становился неизбежным следствием или противоядием»9. Федерация действительно рассматривалась как политическое понятие, но не как подлежащая установлению политическая реальность, и притом как сугубо временное состояние в той же статье в «Правде», в которой Сталин описал будущее устройство страны Советов как «союз определенных исторически выделившихся территорий, отличающихся как особым бытом, так и национальным составом», он провозгласил конечной целью развития этого союза переход к «будущему социалистическому унитаризму»10.


Страница: