Опыт Западной Европы недвусмысленно показывает: высшая государственная бюрократия эффективна в той мере, в какой она в своей деятельности опирается на новейшие знания об обществе и его законах и сохраняет статус специфической общности, относительно самостоятельной от основных социально-политических сил. Вместе с тем современная западноевропейская политическая элита способна в существенной мере контролировать исполнение высшим эшелоном государственного административного аппарата главных социальных функций.

Для сегодняшней России смена модели политического развития означает возникновение нескольких принципиально новых явлений.

1. Наблюдается «наложение» друг на друга двух процессов: ускорения массовой политической социализации и усложнения всего комплекса проблем, обусловленных необходимостью форсированного преодоления дуализма социально-экономической структуры общества и создания концепции развития на начало XXI в. Кумулятивный эффект от вышеобозначенных процессов – появление в массовом сознании представления о быстрой «архаизации» политической элиты и ее интеллектуальном несоответствии масштабам структурных проблем, стоящих перед страной. Разрешение кризиса управления обществом большинство россиян связывают не с приходом к власти «твердой руки», а с качественным обновлением политического истеблишмента и существенным повышением его этических и интеллектуально-профессиональных мерок.

2. По сей день сохраняется избыточная идеологизация политического процесса, когда противостоящие стороны предпочитают обсуждать не конкретные подходы к модернизации общества, а сопоставлять те или иные. идеологические установки. Россия же нуждается в «секуляризации» политики; рядовые граждане (хотя бы подсознательно) чувствуют, что их разграничение на «западников» и «почвенников» сегодня лишено смысла (потому что всякая публичная политика, не имеющая ясных целей, внутренне ослабляет общество, мешает сосредоточиться на реальных проблемах развития страны). Конечно, любая политика в «открытом» обществе предполагает наличие культурно-этических ориентиров.

3. В России еще социально не оформилась сила, способная самостоятельно возглавить процесс модернизации. Нынешняя предпринимательская прослойка – это по большей части буржуазия в первом поколении, со многими признаками, характерными для периода становления российского капитализма в конце XIX в., – довольно низким культурно-образовательным уровнем, отсутствием видения исторической перспективы (т.е. понимания особенностей своего положения в обществе и вытекающих из него ограничений и обязанностей), хищническим характером потребления материальных благ и использования ресурсов, нежеланием подчиняться традиционным культурным нормам. Своим поведением капитализирующаяся прослойка дискредитирует саму идею экономических реформ и косвенно поддерживает в обществе влияние политических сил, выступающих с позиций негативного популизма.

Выше уже отмечалось, что российское общество не испытало таких фундаментальных духовно-интеллектуальных переворотов, каковыми на Западе были Ренессанс, Реформация, а также движение за права человека, заложившие основы рационалистических форм хозяйственной деятельности и современной системы политического представительства. Помимо этого, некоторые сегменты социальной структуры постсоветской России (особенно в бывших национальных автономиях) обладают специфическими чертами, возникшими в результате сложнейшего взаимодействия историко-психологических, этнических, демографических и культурно-религиозных факторов.

Базовым для гражданского общества является принцип множественности интересов. Всеобщее его признание свойственно и Западу, и теперь, вероятно, России. Основные различия между данными социумами, на мой взгляд, обусловлены особенностями соподчинения экономических и неэкономических факторов (и интересов) внутри каждой из названных цивилизационных моделей развития. Сказанное позволяет развести такие этимологически родственные понятия, как общество плюралистическое и общество плюральное. Различия между двумя типами обществ в конечном счете определяются степенью зрелости (институциональной оформленности) их социальной структуры.

В России интеграционные процессы пока не сформировали однородное экономическое и социально-политическое пространство, а ускоренная массовая политизация привела к значительному увеличению нагрузки на институты власти, так что от правящих групп требуется истинная виртуозность при проведении давно назревших структурных преобразований.

Неспособность нынешнего политического класса (и власти, и оппозиции) вывести Россию на устойчивую траекторию модернизации ставит наше общество перед необходимостью поисков парадигмы, включающей в себя стратегию экономического и политического развития.

Опыт Запада показал: основной итог модернизации – осовременивания до- и раннеиндустриальной социально-экономической структуры, лишение ее «традиционных» элементов способности к регенерации и саморазвитию. Политическая сторона модернизации в Западной Европе – усвоение массовым сознанием норм демократии, развитие секулярных элементов в культуре, нарастающие процессы восходящей социальной мобильности. Все это некогда расширило социальную опору государственной власти, повысило маневроспособность, гибкость политической системы.

В сфере социально-гуманитарной теории и ее практического применения модернизация предполагает переход от идеологически замкнутых концепций экономического роста, выражающихся в противостоянии вульгарного либерализма и вульгарного этатизма, к новой модели развития. Имеется в виду модель, в рамках которой возможны системное обновление социально-экономических условий и политических институтов, качественные изменения технологии производств, осовременивание структуры занятости населения и «облагораживание» характера внешнеэкономической деятельности. Разумеется, решение столь масштабных задач логично связать с кардинальным обновлением управленческой элиты России – с «административной революцией».

Преодоление цивилизационного разлома

Перед Россией стоит историческая задача: сточить грани своего квадраты колеса и перейти к органичному развитию. Очевидно, что модель этого развития не будет в полной мере ни западной, либеральной, ни восточной, корпоративно-патерналистской. В то же время она будет отчасти и той, и другой. Другими словами, она будет евроазиатской, синтетической и разносторонней. Однако при этом хорошо бы все же представить себе, пусть в самых общих чертах, каковы могут и должны быть ориентиры такой модернизации.

Не будет особым открытием сказать, что в развитых странах ныне складывается постиндустриальное общество, хотя сей факт не осознается ни политиками, ни «властителями дум» в России, где в соответствии с технократической традицией 20-30-х гг. принято считать, что постиндустриализация – это широкая автоматизация производства, применение роботов и ЭВМ, наукоемкие технологии. Но на самом деле это лишь внешние, хотя и важные формы проявления постиндустриализации.