Множество операциональных потребностей современного общества – высоко фрагментированного и дифференцированного – вызвали представление о государстве как о “динамическом катализаторе”, которое отнюдь не означало защиту концепции “минимизации государства”, но допускало, что ряд функций государства, прежде всего, финансовая, а также функции кадрового продвижения и регулирования будут доминировать над такими традиционными функциями, как производство и распределение благ и предоставление услуг обществу.

Все эти изменения были направлены на преодоление противоречий в отношениях между государством и обществом. В результате государство получило возможность “воспроизвестись” на новой плюралистической основе, обладая способностью адаптации к каждому частному контексту социальной жизни. “Обновление”, “открытие” “второе рождение государства” происходило тремя основными путями:

– через децентрализацию компетенции государства и передачу части ее локальным сообществам;

– через передачу задач общественных служб, подчиненных государству, гражданским общностям;

– через разбюрокрачивание и рационализацию руководства и управления большими социальными службами (см.: [12, p. 20]).

В 80-е гг. ХХ в. в США и Великобритании доминировала концепция “минимизации” государства. В Восточной Европе и СССР в этот период назревал кризис “государственного социализма”. В этих условиях западные правительства приняли во внимание социальные последствия возможного экономического кризиса и осуществили определенные меры по “структурированию общества” таким образом, чтобы увеличить прозрачность и ответственность правительств при одновременном усилении общественного участия граждан.

Новая концепция управления рождается как выражение политического процесса, в котором власть уже не концентрируется в централизаванной и сильной государственной машине, а распределяется в широком институциональном веере от правительственных и субнациональных структур (локальных и региональных) до многочисленных групп частного сектора экономики, а также гражданского общества с его неправительственными организациями и собственно гражданами. В этом интерактивном процессе (т.е. процессе, осуществляемом совместно с другими акторами) исполнения властью своих обязательств (а власть никто не освобождал от ее традиционных [c. 34] исполнительных, законодательных, судебных обязанностей), границы между обществом и частным сектором постоянно моделировались. Власть осознавала, что она может действовать, только разделяя свою власть с другими участниками диалога (так называемыми интерлокуторами), и поддерживать свою центральную позицию лишь для координации действий различных акторов, между которыми постоянно происходит динамическое распределение обязанностей и осуществляются взаимные влияния посредством создания гибридных и подвижных сетей, в которых комбинируются элементы государственные, негосударственные, национальные и глобальные.

Понятие “новое управление” оказалось, таким образом, связано с рефлексией над более эффективными и действенными способами управления государством и обществом в универсуме, становящемся все более глобальным, неопределенным, интерактивным и коммуникационным.

На рубеже веков произошла исчерпанность традиционных форм публичных действий, основанных на жестком администрировании, строгой иерархии, централизации, дотационных ресурсах и т.п. Это привело к тому, что возникли более адаптированные модели поведения государства. Государство становится все более маневренным; оно как бы “отстраняется”, отказывается от части своей власти и действует в сетях со своими партнерами. В свою очередь, такой “маневр” позволяет государству поставить на службу обществу ресурсы и экспертизу многообразных политических и экономических субъектов; привлечь разнообразные “способности” действующих акторов и реализовать совместные проекты, разделяя с другими субъектами ответственность за принятие решений, вырабатываемых в совместном процессе интерактивного приспособления друг к другу. В конечном счете данный процесс совершается в интересах каждого конкретного государства, его институциональной среды и культуры.

Движение от “государства-опекуна” к “государству-партнеру” есть эволюция, продиктованная необходимостью выработки новых публичных действий. Эта эволюция дает возможность уникального использования власти, возложенной некогда на государство, и объективно ведет власть к действиям в соответствии с интересами людей.

Эта эволюция в социальном плане позволяет осуществить путь от “иерархического” государства, представленного некогда в классической парламентаристской модели, присущей большинству государств западной Европы, к так называемой “рецептивной” модели государства, являющейся плодом политических дебатов с начала 1980-х годов.

Политическая задача “рецептивной” модели состоит в том, чтобы гарантировать ответственность системы перед конкретными требованиями граждан. Поэтому базовая ориентация общественных организаций направлена в первую очередь на граждан, а базовый организационный принцип может быть обозначен как “bottom-up”, т.е. “неисчерпаемость, бесконечность преобразований” (см.: [12, p. 21]).

Разумеется, модели нового управления могут быть рассмотрены как идеальные типы в веберовском понимании. В реальности такие “чистые формы” не встречаются. Но когда мы обращаемся к общественному сектору, отмеченному диверсификацией моделей современного управления, мы можем встретить на нем различные элементы публичного сектора, которые могут функционировать и направляться в соответствии с различными принципами упомянутых выше типов государств – “иерархического” или “рецептивного”. [c. 35]

В “рецептивном” государстве публичная администрация не рассматривает граждан только как избирателей, налогоплательщиков и потребителей, которые выбирают для себя те или иные службы на основе предоставляемой информации. В таком государстве граждане не являются и клиентами, на которых можно оказывать влияние через каналы коммуникации. В “рецептивном” государстве граждане рассматриваются как активные члены общества, обладающие правами и обязанностями, которым открыта администрация, прежде всего для того, чтобы дать возможность войти в процесс выработки публичной политики через усиление средств воздействий, которые превращают простых граждан в уполномоченных, благодаря чему они могут принять участие в процессе производства как со-производители (см.: [12, p. 22]).

В публичном администрировании недостаточно усиливать информацию о тех или иных действиях администрации, надо не забывать и о конкретизации формальных целей и об их предполагаемой эффективности, что во многом зависит от “демократической чувствительности” граждан. Необходимость взаимодействия между публичной администрацией и гражданами основана как на обмене информацией, так и на непосредственном, прямом внедрении граждан в процесс “делания политики”. Администрация в этих условиях выполняет функцию посредника – “модератора” – между интересами различных организаций, групп, участвующих граждан.