Годами польская официальная пропаганда предпринимала все мыслимое, надеясь вернуть председателя "Солидарности" в положение частного лица. Его пытались дискредитировать, временами небезуспешно, сбивая столь раздражавшую властей популярность. Но опросы общественного мнения, регулярно проводившиеся в 80-ые годы, неизменно подтверждали: Лех Валенса надолго вошел в общественное сознание как перворазрядная фигура политической жизни, присутствие которой на политической сцене необходимо. Он нашел на ней свое собственное амплуа народного трибуна, обретшего значимость своего рода общественного института, которому трудно подыскать аналогию в упорядоченных демократиях Западной Европы. Общественное сознание Польши назначило ему эту роль, а политические актеры и масс-медиа других стран мира охотно и умело подыграли.

Итог - уникальная политическая карьера. Те рабочие, что после войны стали главами государств в Восточной Европе, прошли школу Коминтерна и своеобразную "стажировку" в Москве. Антитоталитарные революции 1989-1990 годов сделали героями своего первого дня интеллектуалов и профессиональных политиков. Феномен Валенсы был и остается беспрецедентным.

Жизнь Валенсы - не плавный подъем, а ряд крутых ступеней, на каждой из которых - тот же, да не тот человек, к тому же каждый раз в ином окружении.

Корни Валенсы - в крестьянском дворе, провинциальной школе, профтехучилище и заштатных сельскохозяйственных ремонтных мастерских. Из деревни - здоровье и крепкие нервы. Оттуда же - солидность не по годам, раз и навсегда сложившаяся самооценка: не безымянный винтик, а сам себе хозяин, первый парень на деревне. Среди других выделяется редкостной уверенностью в собственных силах и темпераментом.

Весной 1967 года Валенса впервые попал в Гданьск, где стал работать на верфи. Условия работы и жизни на верфи были нечеловеческими. В декабре 1970 года гданьская верфь взбунтовалась из-за очередного повышения цен, и Валенса безоглядно бросился в самый водоворот событий. Стремнина рабочего протеста понесла его в большую политику. В декабре он плыл по течению как щепка - маленький человек, один из многих тысяч. Но оказывался впереди демонстраций при встречах с милицией, разговаривал перед многотысячной толпой рабочих.

Далее: штурм отделения милиции в надежде освободить арестованных товарищей, разгромленный магазин, поджоги. Валенса пытается вести переговоры на две стороны. Его выбирают членом забастовочного комитета, но из-за короткого замешательства он не становится его председателем.

Большинство не верило, что власть решится стрелять в рабочих. Но она решилась. 44 убитых, танки на территории верфей - апогей кровавой трагедии, которую ни Валенса, ни поляки никогда не забудут.

В рассказе о декабрьских событиях уже проступают главные черты личности Валенсы: непреоборимое желание быть во главе, убеждать людей и добиваться своего, умение говорить с толпой. И вместе с тем понятная человеческая слабость - минуты страха. Проявилось и нежелание лезть на рожон, за которым открывалось нечто большее - инстинктивное неприятие кровопролития, вандализма и насилия. Наряду с азартом вожака сохраняется и нечто вполне прозаичное, будничное.

Еще в 1970-м Валенса был замечен, хотя, пожалуй, не столько рабочими, сколько администрацией и службой безопасности. Директор верфи пытался его подкупить, агенты припугивали. После забастовки за ним впервые увязался "хвост", а выходя на свободу после короткого задержания, Валенса подписал первую "лоялку" - обязательство держаться тише воды.

К началу 1976 года герековская безответственная хозяйственная политика терпела провал. На одном из собраний Валенса взорвался. Крича и нервничая, он публично заявил, что народ обманут, обещания остались невыполненными, а профсоюзы - это союз манекенов. Зал зааплодировал, а после собрания сотрудник службы безопасности прочел Валенсе нравоучение. Позднее последовало увольнение по сокращению штатов.

Его и позже не раз выгоняли с работы, задерживали на несколько дней. А он снова выступал - тогда еще не слишком складно - против послушных властям профсоюзов. К 1980 году Валенса нащупал дорогу к группе оппозиционеров, создавших в противовес официальным профсоюзам иные - свободные, независимые. На целое десятилетие они стали делом его жизни.

Явившись впервые в группу, Валенса тут же заявил, что там все делается неправильно: нечего, мол, голодать и портить себе здоровье из-за властей. Надо бороться по принципу "око за око". За каждого арестованного взрывать гранатой здание отделения милиции - но только ночью, когда там пусто. В ответ он услышал первую лекцию о выработанной этике мирной борьбы, воспринял ее и с тех пор последовательно придерживался принципа ненасилия.

В 1979-1980 годах польская оппозиционная интеллигенция организовала "летучие университеты", чтобы читать рабочим лекции по трудовому праву, истории и т.д. Валенсу, по свидетельству очевидцев, все это мало интересовало. Его темперамент пробуждался только тогда, когда становилось горячо, в открытой борьбе.

Она вскоре вспыхнула и Валенса поднимается на первую ступень в своем необычном восхождении.

Сам Валенса уверяет, что поднялся на эту ступень, перепрыгнув через забор.

Учредительный комитет независимого профсоюза решил 14 августа 1980 года призвать рабочих верфи к забастовке, потребовав восстановить на рабочем месте несправедливо уволенную и прибавить к жалованию по тысяче злотых, потому что сильно подорожало мясо. На рассвете несколько молодых парней пронесли через проходную заранее приготовленные плакаты и листовки. Валенсу, который уже четыре года не работал на верфи, охрана не пропустила бы, поэтому он зашел в пустынный проулок и оттуда совершил свой ставший в последствии легендарным прыжок. К тому времени его друзья уже собрали большую толпу недовольных. Валенса влез на грузовик и обратился к ним с речью. Через 18 дней, когда забастовка кончилась победой - подписанием исторического соглашения рабочих с правительством, его имя уже знала не только вся Польша, но и весь мир.

Над феноменом Валенсы ломали голову уже многие. Первая отгадка - в его речи. Какое оглушающее впечатление она производила на слушателей, помнят все. Вероятно, именно речь Валенсы заставила докеров сразу же признать в нем своего; в лицо-то его уже мало кто помнил. Охрипшим голосом он бросал в толпу резкие слова, говорил просто, понятно, по делу, без тени ораторского кокетства или желания очаровать. После гладких, пустых речей начальства его слова производили эффект электрического шока.

Отказ от двусмысленности слов, от насквозь лживых формул, от набивших оскомину убогих словесных клише открыл путь в большую политику не одному Валенсе.

Но разумеется было еще нечто более важное, чем язык. О Валенсе говорили "маленький капрал", намекая разом на его армейский чин и на прозвище Наполеона. Называли "маленьким рыцарем". "Маленький" не относилось к росту - в это слово вкладывали теплоту, привязанность, чувство близости. Свой, не из начальников, пострадавший от властей, Валенса внушал доверие рядовому поляку.