Начиная с 1877 года композитор очень много странство­вал за границей, а на зиму возвращался в Россию. За семь лет он объездил многие города Германии, Франции, Италии, Швейцарии. И путешествия не помешали творчеству. В эти годы написаны оперы «Евгений Онегин», «Орлеанская дева», «Мазепа», Четвертая симфония, «Итальянское каприччио», Струнная серенада, Торжественная увертюра «1812 год», Второй фортепьянный и скрипичный концерты, множество камерных сочинений и романсов, знаменитое Трио памяти Н. Г. Рубинштейна.

Все чаще и чаще исполнялись произведения Чайковского в Москве и Петербурге. Росло число поклонников и цените­лей его музыки в России и за границей. Решающим оказал­ся 1878 год, когда на Парижской всемирной выставке Нико­лай Рубинштейн организовал «русские концерты», в которых исполнялись лучшие произведения Чайковского.

Однако ни шумный успех за границей, ни яркие красоты чужих городов, дорог, пейзажей не могли одолеть с каждым днем возраставшую тоску по родине. «Жить можно только в России, — пишет он Надежде Филаретовне, — и только живя вне ее, постигаешь всю силу своей любви к нашей ми­лой, несмотря на все ее недостатки, родине». «Отчего прос­той русский пейзаж, — пишет он в другом письме, — отчего прогулка летом в России, в деревне по полям, по лесу, ве­чером в степи, бывало, приводила меня в такое состояние, что я ложился на землю в каком-то изнеможении от наплы­ва любви к природе, от тех неизъяснимо сладких и опьяняю­щих ощущений, которые навевали на меня лес, степь, речка, деревня вдали, скромная церквушка, словом, все, что состав­ляет убогий русский родимый пейзаж. Отчего все это?» «Я еще не встречал человека, более меня влюбленного в ма­тушку Русь . Я страстно люблю русского человека, русскую речь, русский склад ума, русскую красоту лиц, русские обычаи».

Поэтому такими русскими получались у него роман­сы, камерные пьесы, оперы, симфонии.

Часто мотивы тоски, одиночества в его музыке вливают­ся в раздольные народные напевы и переходят в картины народного веселья. Это легко можно проследить, слушая знаменитую Четвертую симфонию. Композитор в письмах к фон Мекк по ее просьбе посвящает ее в содержание этой симфонии, рассказывает, какие мысли и переживания вложил он в музыку этой симфонии.

Первая часть. «Интродукция[1] есть зерно всей симфонии, безусловно, главная мысль .

Это фатум[2], это та роковая сила, которая мешает поры­ву к счастью дойти до цели, которая ревниво стережет, что­бы благополучие и покой не были полны и безоблачны . Она непобедима, ее никогда не осилишь. Остается смирить­ся и бесплодно тосковать .

.Не лучше ли отвернуться от действительности и погру­зиться в грезы .

.Как хорошо. Как далеко уже теперь звучит неотвязная

первая тема аллегро.

.Все мрачное, безотрадное позабыто. Вот оно, вот оно, счастье!

Нет! Это были грезы, и фатум пробуждает от них.

Итак, вся жизнь есть непрерывное чередование тяжелой действительности со скоропреходящими сновидениями и гре­зами о счастье».

Вторая часть. «Это то меланхолическое чувство, которое является вечерком, когда сидишь один, от работы устал, взял книгу, но она выпала из рук. Явились целым роем вос­поминания. И грустно, что так много уж было, да прошло, и приятно вспоминать молодость . Были минуты ра­достные . Были и тяжелые моменты, незаменимые утраты. Все это уж где-то далеко. И грустно и как-то сладко погру­жаться в прошлое.

Третья часть не выражает определенного ощущения . На душе не весело, но и не грустно. Ни о чем не думаешь;

даешь волю воображению, и оно почему-то пустилось рисо­вать странные рисунки. Среди них вдруг вспомнилась кар­тинка подкутивших мужичков и уличная песенка . Потом где-то вдали прошла военная процессия. Это те совершенно несвязные образы, которые проносятся в голове, когда за­сыпаешь .

Четвертая часть. Если ты в самом себе не находишь мо­тивов для радости, смотри на других людей. Ступай в народ. Смотри, как он умеет веселиться, отдаваясь безраздельно радостным чувствам . Они даже не обернулись, не взгляну­ли на тебя и не заметили, что ты одинок и грустен. О, как им весело! Как они счастливы, что в них все чувства непо­средственны и просты! Пеняй на себя и не говори, что все на свете грустно. Есть простые, но сильные радости. Весе­лись чужим весельем. Жить все-таки можно .»

Эту симфонию Чайковский писал зимой 1877 года. Тогда еще не улеглось в душе смятение, в которое повергли его личные невзгоды. И все-таки радостью согрет финал симфо­нии с его знакомой мелодией народной песни «Во поле березонька стояла».

Первые три симфонии Чайковского, изящные по форме, мелодичные, навеянные картинами родной природы, быто­выми сценками, — только проба в его симфоническом твор­честве. С Четвертой симфонии начинается волнующая испо­ведь души композитора, глубокое раздумье о жизни, борьбе, смерти.

В Пятой симфонии — та же борьба добра со злом, то же стремление к радости, к свету и столкновение с жестокой жизнью. Главная музыкальная тема симфонии пронизывает все части. Сначала мрачная и суровая, она к концу меняет свой характер, переходя в торжественную жизнеутверждаю­щую мелодию звонкого марша.

Шестая, последняя, симфония — «Патетическая» — вер­шина симфонического творчества Чайковского. Он задумал ее как трагический рассказ о жизни человека, глубоко чув­ствующего и ясно мыслящего, о его борьбе и страданиях, о его надежде на светлое будущее и мечте о радости не толь­ко своей личной, но и своего народа. А мысли о нищете, без­грамотности, бесправии народа России очень волновали композитора в последние годы жизни.

После семи лет странствий Петр Ильич поселился, нако­нец, в тихом провинциальном уголке на окраине города Клина, недалеко от Москвы. Здесь было все, к чему он так давно стремился: скромная, с детства дорогая русская при­рода, березки, любимые ландыши, поляны и перелески, река с ласковым русским именем Сестра. Жители Клина, привет­ливо кланявшиеся «доброму барину Петру Ильичу» и в труд­ную минуту приходившие к нему за помощью. Они и не знали, чем он занимается, почему так подолгу бродит один в окрестностях и что пишет, остановившись вдруг, в своей записной книжке .

Здесь не было назойливых посетителей, поклонников, го­родской сутолоки. Тишина, покой, труд. Простой березовый деревенский стол в спальне у окна. За ним писал Чайков­ский лучшие творения свои: «Пиковую даму» и Шестую сим­фонию. В окно глядят верхушки любимых берез и спокойное небо, а вдали открываются берега реки Сестры .

Рядом, в гостиной, — «Беккер», рояль, который настраи­вал сам хозяин. По вечерам он играл любимого Моцарта, Шопена, Бетховена, Шуберта — все, что было в его богатой нотной библиотеке. Вечера он иногда проводил с самыми близкими друзьями, которые приезжали к нему из Москвы. Тогда клавишами «Беккера» завладевали уже четыре руки — хозяин особенно любил исполнять переложения для четы­рех рук.