О двух формах принесения жертв сообщает одно из основных поуче­ний против язычества (“Слово Григория . како . кланялися идолом”), где говорится:

1. “И куры им (языческим богам) режуть и то блутивше тоже сами ядять .

2. О убогая курята, яже на жертву идолом режются,инии в водах потапляеми суть.

А в инии к кладезем приносяще молятся и в воду мечють, Велеару жертву приносяще”.

В этом, сравнительно позднем, поучении речь идет о принесении в жертву кур, в чем автор упрекает своих современников, “крестьяне ся нарицающе, а горши поганых суще дела творяще”. А как обстояло дело у оборотней-невров, живших “эвериньским образом” полторы—две тысячи лет до этого поучения? Кого тогда “в воду метали”? Некоторый намек на это мы видим в детской игре “Ящер”: дети водят хоровод; в центре круга сидит мальчик, изображающий ящера (позднее передела­ли на Яшу), хор поет (русский вариант):

Гдетвоя невеста?

В чемона одета?

Как ее зовут?

И откуда привезут?

Хоровод девочек в венках из цветов выбирает из мальчиков ящера; его сажают в круг, накинув на него как мантию платок, и он поочередно в процессе игры-обряда отбирает венки, которые девочки должны выку­пать поцелуями, песнями иди пляской. Пение основной песни часто со­провождается припевом:

Ладо ладу, ладо ладу .

В некоторых вариантах начало песни содержит слова:

Дай тебе, ящер, красную девку.

В иных вариантах присутствует погребальный мотив: выкапывание ямы и поминки по ящеру. Игра в ящера широко известна на Украине, в России и в Белоруссии.

Судя по тому, что ящер срывает орехи с куста, обряд, воспроизводи­мый детской игрой, относился ко второй половине лета, когда созревают орехи.

Многие детские игры являются трансформацией древних языческих обрядов и трансформацией, разумеется, смягченной. Сопоставим с этим поверья о том, что водяные женятся на утопленницах. К этому же циклу обрядов умилостивления воды или подводно-подземных сил следует от­нести и многочисленные и широко распространенные обряды (тоже пре­вратившиеся в игрища) “похорон Костромы”, “похорон Морены”, “похо­рон Купалы”, когда куклу, одетую в девичью одежку, топят в воде”.

Все фрагменты и отголоски славянских обрядов сводятся в единый комплекс: у древних славян, как и у античных греков, существовал обряд умилостивления божеств подземного мира, влияющего на плодородие путем принесения жертв, бросаемых в воду.

Обряды, связанные с “метанием в воду” жертв божеству подводно-подземного мира, непосредственно связанного с плодородием почвы, а, следовательно, и с урожаем, проводились в середине лета на семик, на Купалу, когда хлеба начинали колоситься и окончательный хозяй­ственный результат сезона еще не был ясен. В этих обрядах переплета­лись мужское, оплодотворяющее начало и женское вынашивающее и рождающее. У древних греков в середине лета топили в море со скалы две жертвы — мужчину н женщину.

В славянских обрядах мы знаем и похороны Ярилы (Ивана) как олицетворение мужского начала, уже давшего новую жизнь и потому ставшего бесполезным, и похороны Костромы, Купалы, изображения ко­торых, одетые в женскую одежду, провожали похоронным плачем, а потом топили в воде.

Двойственность мужского и женского начала сказывалась в том, что кукла-чучело Костромы иногда была одета по-мужски. Неизменным остается утопление Костромы в воде. Этимологически слово “Кострома” связано со словами, обозначающими “мохнатую верхушку трав”, “метли­цу”, “бородку колосьев”.

Исходя из этого, быть может, слово Кострома следует рассматривать как составное: Мать колосьев? Тогда утопление Костромы должно типо­логически соответствовать уходу Персефоны-Прозерпины в подземный мир, а славянский Ящер, женившийся на утопленной девушке, соответ­ствовать Аиду, богу подземного мира, супругу Персефоны.

Кажущаяся нелогичность принесения в жертву изображения Ярилы, бога ярой весенней вегетативной силы, и Костромы — Матери колосьев, устраняется календарными сроками: олицетворение этих природных сил топили или сжигали только тогда, когда вместо старого зерна появились яровые ростки, когда колосья уже образовались. Во временных транс­формациях обряда кукла Костромы или Купалы заменила собою не бо­жество Кострому или Купалу (правы исследователи, отрицающие суще­ствование представлений о таких богинях), а жертву, человеческую жертву, приносимую в благодарение этим природным силам и их символам. А жертва приносилась не самим этим силам сезонного действия, а постоянно существующему повелителю всех подземно-подводных сил, содействующих плодородию, т. е. Ящеру, Аиду, Посейдону.

Проводился этот обряд у греков в месяц таргелион среди лета, а у сла­вян на Купалу (23 июня) или на петров день (29 июня). Сквозь смяг­ченную форму позднейшей театрализации и игровой условности можно разглядеть жестокую первичную форму первобытного обряда. А. А. Потебня в своем исследовании о купальском празднестве приводит полный трагизма плач матери по утонувшей (в древности — утопленной) девуш­ке: люди, не берите воду, не ловите рыбу, не косите травы на излучинах реки—это красота моей дочери, это ее тело, ее коса . Пелась эта песня тогда, когда проводился обряд утопления Купалы.

Широчайшее распространение обрядов утопления кукол (преимуще­ственно женских) в дни “макушки лета” (конец июня), совпадающие с летним солнцестоянием, вполне соотносятся с обилием в лесной зоне бо­лотных городищ, возникших в скифское время и просуществовавших до Киевской Руси.

В качестве предположения, требующего археологической и фолькло­ристической проверки, можно высказать мысль, что болотные городища зоны милоградской и зарубинецкой культуры (а для более позднего вре­мени и шире) являются частью ритуальных мест древних славян (наря­ду с почитаемыми горами), посвященной архаичному культу подземно-подводного божества Ящера, жертвы которому топили в воде окружав­шего святилище болота.

В русском фольклоре, как мы видим выше, сохранился мрачный образ обряда жертвоприношения козла.

Это, как установил В. Я. Пропп, песенный вариант сказки о братце Иванушке и сестрице Алёнушке, утопленной злой колдуньей. Иванушка хочет вернуть утопленную сестру

Аленушка, сестрица моя!

Выплынь на бережок:

Огни горят горючие,

Котлы кипят кипучие,

Хотят меня зарезати .

Утопленная девушка отвечает:

(Рада бы я) выпрыгнуть —

Горюч камень ко дну тянет,

Желты пески сердце высосали.

Имя братца Иванушки может указывать на обряд в ночь под Ивана Купалу; тогда сестрица Аленушка — сама Купала, жертва, обреченная стать “в воде потопляемой”. В купальскую ночь и “огни горят великие” н совершаются обряды у воды, имитирующие утопление жертвы: купанье девушки, наряженной Купалой, или погружение в воду чучела — куклы, изображающей Купалу.

k

В Брянском Полесье, куда еще на рубеже нашей эры устремился по­ток славянских колонистов, исследовано очень интересное городище юхновской культуры (геродотовские будины, очевидно балтийские племена) Благовещенская гора, оказавшаяся святилищем.