В связи с попыткой папства Гильдебранда отождест­вить цели священной войны и инструменты папской по­литики особый интерес приобретает поддержка, которую понтифики оказали норманнам в военных мероприяти­ях. В 1061-1062 годах, например (примерно через три года после синода в Мельфи), Александр II передал нор­маннам знамя и благословил их на войну на Сицилии, в 1064 году норманны (возможно, с одобрения Папы) отличились в экспедиции, в результате которой сара­цины утратили Барбастро и он на некоторое время пе­решел под властью норманнов[50]. Двумя годами позже Па­па вручил норманнам знамя для вторжения в Англию, а в 1070 году в Винчестере папские легаты торжественно провозгласили герцога королем. Даже разногласия ме­жду Григорием VII и Робертом Гвискаром не нанесли ущерба этому сотрудничеству. В 1080 году этот самый Папа в своем знаменитом письме велел епископам Апулии и Калабрии покровительствовать «нашему са­мому великолепному сыну герцогу Роберту» в его похо­де против Византии и приказал, чтобы все, кто после­дует за ним на войну, вели себя, как и подобает воину Христа. Герцога Апулии, об этом мы еще будем говорить, от Церкви отлучали. Но союз между папством и нор­маннами полностью возродился еще раз, и Гвискар у Дураццо сражался под знаменами Папы[51].

Полностью оценить смысл этого странного союза можно, только принимая во внимание медленное разви­тие самого понятия священной войны. Конечно, некото­рые из последствий этого союза интерпретировать мож­но по-разному. Возможно, в Риме считали, что норман­ны просто получают поддержку от своего сюзерена за свое послушание. В конце концов, в том, что касается герцогства Апулия, Роберт Гвискар всегда открыто при­знавал свою вассальную зависимость, а одним из са­мых широко известных последствий завоевания Виль­гельмом Англии стало подозрительное восстановление выплаты Риму «лепты св. Петра». Тем не менее ос­новным фактом остается и то, что при помощи норман­нов концепцию священной войны папство сделало во­просом практической политики западного христианско­го мира как раз в то время, когда норманны свершали свои великие завоевания. И эти два процесса были не­разрывно связанными.

Таким образом, размышляя об успехе норманнов во второй половине XI века, невозможно не задаться во­просом о том, насколько глубока была истинная увлеченность норманнов идеалами священной воины, или же альтернативным вопросом о том, насколько сильно нещепетильное использование этих идеалов облегчило норманнам достижение собственных целей. Однако чтобы ответить на эти вопросы, необходимо изучить чувства и сокровенные мысли людей, о которых мы можем судить только по их публичным поступкам как раз в тот период времени, когда пропаганда станови­лась массовым оружием политики.

В своей книге, «Кризис Церкви и государства: 1050-1300», Брайен Тирней объясняет в простых словах, почему правители в Средневековой Европе должны были обладать также и своего рода священной властью: “поддерживать порядок и единство в группах - сложная и трудная задача. Применение одной только силы редко бывает достаточным в конечном счете.”[52] Чтобы сохранить лояльность по отношению к себе со стороны окружающих и помешать своим конкурентам, принцы в Средневековье должны были обладать мерой святости, обычно в форме благословения прелата и/или участия в духовных делах их царств. Они нуждались в сотрудничестве со священниками и монахами, и они часто нуждались в церковных служителях, чтобы получить от них определенную меру религиозной власти.

Церковь должна была поддержать себя в экономическом отношении, и таким образом священники и монахи стали арендаторами; и чем больше полномочий было у аббата, тем большим количеством земли он обладал, так, чтобы епископы и аббаты имели огромные территориальные владения. Это означало, что они имели вассалов, которые держали землю в феодальном владении от них. Впрочем, они и сами могли быть вассалами светских персон. Это также означало, что они должны были управлять своими территориями, заседать в судах, и поставлять рыцарей для собственной защиты так же как для армии. Наконец, они нуждались в сильном светском правителе, который бы мог защитить их[53].

Таким образом, существовали два взаимосвязанных парадокса: с одной стороны, монахи, жизни которых должны были быть посвящены богу, нуждались в правителях, которые могли бы им помочь с их временными проблемами. С другой стороны, правители, чей первичный интерес состоял в светских делах, нуждались в священниках для получения от них «ауры святости и власти от бога». Эти парадоксы были основными влияющими факторами Средневековой Европы. Они лежали в основе всех отношений между всеми светскими людьми и церковными.

Под этот принцип полностью подпадают и отношение между норманнами и священниками и монахами, которые жили в пределах их доминионов. В конечном итоге в эти отношения оказалось замешено даже папство.

Норманны, которые хотели управлять в Южной Европе, оказались перед определенными трудностями в попытке утвердиться правителями, и они использовали Церковь в стратегическом отношении, чтобы эффективно решить эти проблемы. Норманны, которые стали лордами Сицилии и Южной Италии, сталкивались с проблемой, что они представлялись как иностранные захватчики в глазах людей, которых они завоевывали. Кроме того, политическая, этническая, и религиозная ситуация на Юге перед консолидацией этого региона под норманнами была полностью хаотической. Если бы норманны хотели бы решить проблемы силами своей собственной администрацией, то они должны были бы совместить очень разношерстное население, которое в различные времена было под контролем нескольких разных политических сил. [54]

Начиная с недолгой кампании Джастиниана, степень юрисдикции Византийской Империи в Южной Италии была ограничена регионами Калабрии и Апулии. Византийские императоры управляли пальцем носком и пяткой итальянского сапога из их столицы - Бари. Герцогство Неаполя, было лишь номинально подчинено правлению Византийской Империи. Ломбарды были укреплены в глуби Южной Италии - с конца шестого столетия. К одиннадцатому столетию они разделили себя на княжества Капуа, Беневенто и Салерно, и эти независимые государства были почти всегда в состоянии войны друг с другом. Большое количество Греков все еще населяло Сицилию, даже при том, что остров был под полным контролем мусульманских эмиров начиная с девятого столетия.

Это политически столь фрагментированная область была также измучена постоянными войнами. Сицилийские и Северные африканские мусульмане осуществляли периодические набеги на материк. Принцы Ломбардии постоянно ссорились между собой. И Восточная и Западная Римские Империи рассматривали Италию как часть своего наследства, таким образом обе отказывались признавать полномочия друг друга и уж тем более суверенитет Ломбардии. Патриарх Константинополя и римский Папа, оба утверждали, что Южная Италия находится под их юрисдикцией. Константинополь послал экспедицию в попытке восстановить традиционные авуары Восточной Империи от мусульман; немецкие короли также старались изо всех сил осуществить там нашествия. Все эти группы должны были составить оппозицию норманнам, которые стремились занять своим влиянием Сицилию и Южную Италию. Кроме того, сами норманны выступали друг против друга.