Большая тщательность отличает проработку указов о создании Комиссии об армии и разделении Сената на департаменты. К сожалению, трудно определить, кто и как повлиял на разработку армейской реформы, но продуманная последовательность программы работ комиссии заставляет предположить, что здесь не обошлось без консультации с военными специалистами. Учитывая довольно тесные отношения Миниха с Остерманом, можно предположить его преимущественное влияние, но Миних находился в Петербурге и еще в 1725 г. заявил себя принципиальным противником сокращения армии[71]. С другой стороны, армейские проблемы могли быть обсуждены и с другими военными специалистами (хотя бы с М. М. Голицыным), а также мог быть учтен и опыт первой попытки создания Воинской комиссии в 1727 г. Помимо этого, не следует забывать и о том, что процедура пересмотра воинских штатов и анализа проблем состояния армии была уже отработана в ходе составления петровских штатов сухопутной армии 1711 и 1720 гг.

Департаментская реформа Сената, как уже говорилось, с большей степенью вероятности может считаться творением Остермана. В его бумагах сохранились следы еще одной неудачной попытки вернуться к ней, относящиеся к 1741 г.: до нас дошел проект указа о разделении Сената на департаменты, более подробного, чем указ 1 июня 1730 г.; расписание дел по департаментам и расписание сенаторов по ним (датируется документ по персональному составу сенаторов)[72]. В пользу авторства А. И. Остермана свидетельствуют не только эти материалы и приложенная к ним записка (« .я во всю мою жизнь к тому склонен был, чтоб в коллегиях и в самом Сенате дела между членами в некоторые департаменты разделены были, как то и в других краях отправляется .»[73]), но и тот факт, что реформы других административных учреждений проводились в царствование Анны Иоанновны почти на тех же принципах, что и реформа Сената (департаментские реформы Камер-коллегии, двух военных коллегий, Монетной конторы, Коммерц-коллегии и т. д.).

В характере реформы Сената можно отметить черты, направленные на укрепление самодержавной власти императрицы, что, вероятно, могло явиться отзвуком политической борьбы.

Разделение Сената на 5 департаментов, при котором основная работа должна была проводиться в них, при сравнительной редкости общих собраний Сената, должно было ослабить его и лишить значения коллегиального правительственного органа, объединявшего бюрократическую верхушку России. Второй указ о Сенате 1 июня: 1) вводил периодическую письменную отчетность Сената, дополняемую ежесубботними личными отчетами части сенаторов перед государыней во дворце, чем фактически закрывался вопрос об участии Анны Иоанновны в заседаниях Сената. Это подчеркивало юридическую несамостоятельность Сената и полноправность самодержавия, окончательно ставило Сенат в подконтрольное императрице положение.

Однако в департаментской реформе Сената нельзя не усмотреть и общей концепции построения административных структур, предложенной Остерманом, по самому своему характеру ориентированной на централизованную иерархическую бюрократическую систему, наиболее приспособленную к рамкам самодержавия. И вот именно эти ее объективные черты оказались наиболее актуальными в тот момент, способствуя с одной стороны укреплению самодержавной власти Анны Иоанновны, а с другой стороны — вызывая недовольство сенаторов дальнейшим ограничением роли Сената.

Возвращаясь к общему обзору программы 1 июня 1730 г., необходимо отметить, что, следуя в общем русле внутриполитического курса, намеченного в 1727 г., она была уже вырабатывавшейся тогда программы. Планируемый пересмотр податной политики предусматривался только в связи с проблемами содержания армии, без учета флота и его состояния; не ставились столь определенно, как тогда, вопросы перераспределения статей внутри бюджета, вопросы финансового состояния страны; недостаточно четко были сформулированы задачи в административной области. Не случайно она почти сразу начала дополняться: фактически уже 16 июня обсуждалось в Сенате возможное создание Комиссии о монете[74], учрежденной 19 июня 1730 г.194

Заслугой Остермана следует считать прежде всего выбор момента для формулировки проблемы.

Программу можно считать «коронационной», ибо она появилась спустя две недели после окончания коронационных торжеств, в момент наиболее нетерпеливых ожиданий со стороны дворянства декларации хотя бы общих черт будущей политики нового правительства, приступающего к нормальной работе. В этом своем аспекте программа оказалась оригинальной: в периоды вступления на престол и коронации двух последних государей ничего подобного не было. Последнее обстоятельство может свидетельствовать в пользу предположения, что именно сохраняющаяся политическая напряженность в русском обществе заставила А. И. Остермана сформулировать в этот момент программу, во многом отвечающую ожиданиям дворянства, чтобы привлечь его на свою сторону или хотя бы нейтрализовать. Это было тем более необходимо именно тогда, когда фактически завершалось при дворе формирование группировок, готовых столкнуться друг с другом. Программа одновременно вне зависимости от намерения автора реформой Сената наносила новый удар по нему и в этом отношении должна была повлиять на обострение отношений между группировками, которое наиболее ярко сказалось в последующий за обнародованием программы 1 июня период.

Что же касается содержания, то здесь говорить об оригинальности программы 1 июня 1730 г. вряд ли приходится: скорее она появилась как результат необходимости сформулировать основные направления внутренней политики, в определении которых в 1730 г. во многом очевидным становится стремление реализовать незавершенную внутриполитическую программу Петра I[75] и не реализованный до конца внутриполитический курс 1727 г. Многие черты курса, определившегося в 1730 г., совпали и с требованиями дворянства, поэтому программу 1 июня можно рассматривать и как своеобразную реакцию на дворянские требования 1730 г. Иные важнейшие ее части, как мы видели, уже фактически формулировались и на предшествующих заседаниях Сената (продолжение работы над Уложением, пересмотр податной политики, пересмотр военной политики в связи с этим).

Составленная во многом механически, из готовых уже заранее материалов, оформленных в указах предыдущих царствований, вряд ли она была результатом работы одного лишь А. И. Остермана: возможно, ему принадлежит заслуга в выборе момента, в оформлении программы, сведении материала воедино, но не в формулировке самих ее идей, являвшихся плодом коллективного творчества бюрократической верхушки предшествовавшего десятилетия. Оригинальной чертой программы можно считать лишь департаментскую реформу Сената, и то, естественно, ориентированную на европейские образцы. Впрочем, необходимо принимать в расчет и то, что и сам А. И. Остерман был одним из самых активных творцов и разработчиков предшествующего екатерининского курса, будучи, кроме того, прекрасно информирован и о результатах и ходе попыток его практического осуществления.