Для корреспонденций из Берлина характерно то, что в них практически не употребляется термин “пруссаки”, вместо этого “немцы”; более основательно разбирается немецкий патриотизм, в существовании которого сомневались и Краевский, и Родионов, правда, патриотизм носит, даже не шовинистический, просто несерьезный оттенок, а проявления немецкого патриотизма, описанные в корреспонденциях, — проявления восторга берлинцев, возможно, самых ревностных пруссаков, по поводу военных успехов Пруссии; в то же время в рассуждениях корреспондента прослеживается определенное влияние позиций редакции.

“Московские ведомости.”

В первую очередь образ немцев формируется в передовицах Каткова, хотя определенное значение имели немногочисленные корреспонденции, статьи.

“Московские ведомости” обладали стабильными резко антипрусскими позициями, вызывавшими крайнее раздражение у германской прессы.[10] На страницах газеты регулярно подчеркивалась агрессивность Пруссии — Пруссия была причиной всех войн в которых она участвовала [15.08.1870 и т.д.], опасность усиления Пруссии для Европы и России [25.07.1870 и т.д.], появляется тезис о неизбежности будущего столкновения германской и славянской рас, причем не только в катковских передовицах, но и в публикуемых письмах читателей— например, в письме Столыпина [22.10.1870]. Объединение Германии расценивалось негативно, как шаг назад— “мрачному единству” при Саксонской династии, “битвам и походам полудиких тевтонских племен, ничем не отличавшихся от гуннских и татарских вторжений”, противопоставлялось духовное единство политически раздробленной, но свободной Германии, оказывающей культурное влияние на всю Европу [19.08.1870], теперь в новой Германии, созданной “кровью и железом”, проснулась натура Германской империи старого времени, новая Германия неудержимо завоевательна по своей природе, причем она и еще прекрасно организованна для наступления [15.12.1870].

Главную причину объединения Германии Катков видел не в духовных потребностях немецкого народа, а во влиянии внешних обстоятельств, южногерманские государства присоединились к Пруссии только из–за военной необходимости [10.07.1870]. Так же оценивается ситуация в корреспонденции из Бадена— немцы ненавидят и Бисмарка, и двоедушную Францию, и из двух зол на время выбирают первое [12.07.1870]. После того как война теряет оборонительный характер, по мнению Каткова, как следствие, усиливается рознь партий на юге и севере [10.10.1870]. В корреспонденции из Франфуркта также отмечается ненависть немцев к пруссакам, хотя они все же радуются успехам прусских войск, но лишь из патриотизма, в то же время немцы опасаются того, что в результате войны выиграет только Пруссия [09.01.1871]. Характерно, что последняя мысль раннее высказывается в одном из писем к издателям— “Немцы понимают, что они пали жертвой честолюбия пруссаков” [21.08.1870]— Катков подталкивал к подобным выводам своего читателя. Параллельно с подобными рассуждениями описывается воодушевление немцев, но на страницах газеты это воодушевление приобретает шовинистический оттенок— в той же корреспонденции из Бадена говорится о всеобщем исступлении [12.07.1870], в корреспонденции из Гейдельберга нет этого оттенка, но в то же время образы патриотически настроенных немцев несколько комичны, возможно, подобный комизм возникает по мимо воли корреспондента, — “Вражда к французам есть историческое чувство немцев и эта война будет народной войной для Германии. . “Против французов и мы пойдем,”— говорила мне одна толстая немка, едва поворачиваясь в своей кондитерской. . Немцы, сидя за кружками пива, сильно храбрятся против французов.” [30.07.1870]. С первыми военным успехами шовинизм получает еще большее развитие (хотя в то же время немцы восхищаются своим противником— “ отрицание достоинств неприятеля не входит в их систему . они превозносят французскую армию до небес.” [21.11.1870]). В корреспонденции из Тегернзее причиной восторженного патриотизма и воодушевления жителей Гамбурга— поезда на фронт отправляются каждые 10–15 дней, налоги увеличены втрое, проводятся дополнительные рекрутские наборы, однако Гамбург не выказывает неудовольствия, наоборот собирает добровольные пожертвования— причиной называется “тщеславие успехом”, военные победы очаровали и Баварию, ненавидевшую Пруссию всего год назад, и даже Франкфурт [03.09.1870]. Сразу же после Седана Катков отмечает, что война окончилась, кровь может еще литься, но это будет уже не война, а бойня [25.08.1870]; Германия же опьянена мыслью о территориальных присоединениях и не хочет остановиться [19.09.1870], наоборот степень шовинизма и жестокости— “дикие страсти нынешних преемников Гердеров, Кантов, Гегелей,” до которой они доходят,— не имеет ничего подобного в истории; причем те, кто ранее был гордостью Германии— ее ученые и мыслители— теперь всячески стараются раздуть эти страсти [17.12.1870].

Достаточно цельного образа немцев на основе материалов “Московских ведомостей” не складывается, последовательно создаваемые стереотипы об агрессии и шовинизме относятся скорее к Пруссии, чем к немцам, о единой германской нации речи не идет.

“Биржевые ведомости.”

“Биржевые ведомости” часто подвергались критике со стороны других периодических изданий за слишком вольное отношение с фактами. Публикуемые корреспонденции мало чем отличаются от передовиц— в них преобладают оценки и рассуждения, факты, сообщаемые корреспондентами, часто берутся ими из местной прессы.

Еще до начала войны редакция заявила о своих симпатиях к Франции [06.07.1870]. Ответственность за войну сваливалась на Пруссию (в корреспонденции из Гессена высказывалась мысль о провокации Бисмарка против Франции [24.07.1870]), с самого начала Пруссия на страницах газеты предстает завоевателем— история Пруссии— история войн и только война 1813 года— война за независимость, остальные — “войны честолюбия династии, войны захвата, войны против слабых,” Пруссия появилась в результате завоеваний; сейчас создавая империю вместо безобидной германской федерации, Пруссия создает и угрозу спокойствию Европы [26.07.1870], лицемерные заявления Бисмарка о Франции как о зачинщике войны подразумевают угрозу для любого государства [22.09.1870].

Патриотическое воодушевление против Франции объединило всю Германию [09.07., 10.07.1870], корреспондент из Саксонии пишет, что осуществилась мечта Шиллера о слиянии всех немцев [22.07.1870], в Берлине война крайне популярна, публика требует чтения телеграмм о последних военных событиях прямо во время спектаклей [17.07., 30.07.1870]. После первых побед патриотизм легко трансформируется в шовинизм— корреспондент из Франфуркта— “читающая публика” все более и более электризуется рассказами и восхвалениями о немецкой храбрости во время “трехдневной бойни” под Мецом, забывая какими жертвами покупается “величие прусской армии”; в результате “немецкий патриотизм растет в страшной прогрессии и доходит до остервенения”; скромность, миролюбие, кротость— прежние качества немцев, в них уже не заметны, и теперь “мирные филистеры, которые прежде считали преступным цинизмом, являться домой к дрожайшей половине позже 9 часов вечера, теперь просиживают в кабаках за пивом далеко за полночь, поощряя и наставляя друг друга в патриотизме, т. е. в дикой ненависти ко всему французскому” [23.08.1870], немцы опьянели от неожиданных побед, даже обезумели [22.09.1870]. Развивается немецкое чванство— по сообщению русского врача с линии фронта— “немецкие врачи действуют не лучше, но кичатся и смотрят с пренебрежением [21.10.1870]. Шовинизм, естественно, не мог быть прочной основой для национального единства, как отмечали “Биржевые ведомости”, Пруссия не создаст Германии, но может ее задушить [11.09.1870], позже— объединение Германии— свершившийся факт, но не факт, что это объединение германской нации [30.09.1870], время для естественного рождения немецкой нации прошло и не факт, что Пруссия может создать ее искусственным путем [06.10.1870]. По сообщению корреспондента из Штутгарда — немалая часть немцев не хочет продолжения войны и выражает недовольство навязываемой им прусской солдатчиной [07.10.1870], к концу года подобные настроения испытывает большинство населения Германии, “война надоела даже самым ярым патриотам” [14.01.1871], большая· антивоенная партия появляется и в самой Пруссии— Якоби и К° [20.09.1870], повсеместно осуждается “прусский вандализм”— варварские методы ведения войны [15.10.1870].