Наконец, само пространство, на котором шла борьба двух систем, полностью контролировалось либеральным лагерем, ибо было им и сформировано. Ведь и мировой рынок и системы телекоммуникации – это плоды именно западной цивилизации. Через них заокеанский противник мог проникнуть в каждый советский дом, в каждую семью (хоть и не было в те времена доступного Интернета, но были т. н. радиоголоса, попадались товары иностранного производства). Как говорят военные, война на поле противника – это уже половина поражения.

После падения Советского Союза многие западные оптимисты, возглавленные Фрэнсисом Фукуямой, стали говорить о т. н. «Конце истории». Ибо в мире у западного мира не осталось более достойных соперников.

В современном мире имеется все для усвоения западных ценностей . Во-первых, в мире не осталось более образовательных систем, кроме западной (которые остались, пребывают ныне в глубочайшем кризисе). Во-вторых, Интернет сделался всеобъемлющем, а большая часть содержащейся в нем информации по своему происхождению – западная. Западная культура проникает в сознание людей мира не через поучения и убеждения (как любая национальная) а путем соблазнов, ведь каждый ее артефакт, по большому счету, является товаром, который продавец стремится продать с наибольшей отдачей для себя и потому сделает все возможное для успеха своей торговли. Пространство любой иной культуры, с позиции современного Запада – просто закрытый рынок, делающей прибыль ниже максимальной, и потому требующий своего открытия всеми возможными способами.

Безусловно, остались еще на Земле места, где традиционная культура впитывается, что называется, с молоком матери. Тяжело включить в мировую культурно-экономическую систему, скажем, джунгли Индии или Африки, или глухую сибирскую тайгу. Но, заметим, что трудности здесь – лишь технические. Никаких препятствий, кроме, разве что, природных, на этом пути на сегодняшний день нет. В настоящее время эти очаги изолированной непролазными дебрями традиционной культуры вызывают сочувствие своей наивностью и беззащитностью. В них есть нечто завораживающее, чарующее, но, увы, обреченное, если процессы глобализации пойдут и дальше.

Вернемся к идее культурного обмена, о котором говорилось в самом начале этой работы. За счет информационных технологий он сделался гораздо более возможным, чем прежде, когда такие технологии отсутствовали. Но беда в том, что предметов, которыми могут обмениваться между собой культуры, с каждым днем делается все меньше и меньше. Например, знаменитые небоскребы Нью-Йорка, небоскребы Шанхая и небоскребы Бомбея практически не имеют между собой отличий и содержат в себе одну и ту же «ценность» – высокую цену земли в центрах крупных городов. Потому разговоры о мультикультурном диалоге, связанном с глобализацией, на сегодняшний день являются, по большому счету, бессмыслицей.

Но, как сказал Иоганн Вольфганг Гете: «Ничего не потеряно до тех пор, пока не потеряно все». В настоящее время сопротивляться наступающей глобализации, реализуемой на культурном уровне масс-культурой не способны государства (государства, заботящиеся об интересах своих народов ныне можно пересчитать по пальцам). Кое-где глобализации сопротивляется сама природа, но это сопротивление ограничено, и не может остановить этот процесс.

Некоторые народы, у которых еще более-менее сильна национальная традиция, активно противостоят глобализации, в том числе – и с орудием в руках. Пример тому – исламская цивилизация (термин – по Самюэлю Хантингтону). Это связано с некоторыми особенностями мусульманских народов. Кроме тех признаков о которых говорилось выше и которые ценны и для них - традиции, язык, ценности, ментальность, уклад жизни - в сознании индивида или народов-носителей этой культуры специфическим является то обстоятельство, что глобализационные процессы воспринимаются ими как триумф их традиционных противников - людей Запада. Каждая политическая, экономическая, культурная и, тем более, военная акция направленная в их сторону, воспринимается как крестовый поход. Историческая память этой культуры на протяжении веков формировалась, в основном, в противостоянии с западными христианами, на смену которым ныне пришли просто люди Запада, уже фактически лишенные христианской веры, но по-прежнему агрессивные в отношении Ислама (вернее, даже более агрессивные).

Мусульманская культура не подвергала модернизации религию, и она поныне является главной составной ее частью, осью культуры, и, следовательно, оценка событий определяется именно религиозным сознанием.

Более сдержанное противостояние глобализации проявляют представители китайской культуры; они, если можно так выразится, стараются возвести Великую китайскую стену на современный манер. Изменения китайская культура переживает трагически. Китайцы считают, что каждое изменение еще более отдаляет их от культурного идеала «золотого века». Поэтому китайцы стараются не поддаться тому языку, разговор на котором отодвинет на задний план национальные ценности. Китайцы, например, избегают разговора о правах человека, благодаря чему, как им представляется, сохраняют самобытность. Такая защита, конечно – лишь частична, очень многое из новшеств западного мира Китай все-таки принимает.

Явное же противостояние было бы лишними хлопотами, да и США не вызывает их на явную конфронтацию, так как в этой стране еще не окреп и не развился международный капитал. Кроме того, это страна обладает ядерным оружием и, поскольку пока еще не осуществлена военная космическая программа, открытая конфронтация с Китаем нанесет ощутимый ущерб национальным интересам Америки.

Индийская культура и сегодня не предает принципы индуистского мировоззрения и, как будто бы, находится в стороне от мировых процессов. Она ни за, ни против; да и ни одна страна-гегемон не старается беспокоить ее, словно спящего ребенка. Но в числе народов Индостана имеется много народов мусульманских, не относящихся по большому счету к индуистской традиции. И, как все народы исламской цивилизации, они готовы оказывать глобализации сопротивление.

Япония же, на основании своего уникального опыта, который выражается в своеобразном синтезе традиции и европейских ценностей, считает, что глобализация не сможет подточить основы ее культуры, и старается использовать глобализационные0 процессы для укрепления собственных традиций. Идеология Японии – своеобразный вариант либерального национализма, она позволяет принимать западные новшества, правда, пропустив их предварительно через цензурный «фильтр» национальной культуры. Как мы видим, все эти способы защиты имеют лишь частичный эффект. В конце концов там, где оборона – глухая, Запад не стесняется применять и военную силу, как это произошло в отношении Афганистана, Ирака, а ныне – Ливии. Восточные способы сопротивления глобализации способны лишь чуть-чуть подкорректировать ее курс и немного замедлить (но не остановить) сам процесс. Россия же, как и прежде самобытные страны Европы, процессам глобализации фактически не сопротивляется, ибо не имеет для этого ни сильного национального государства, ни могучей национальной идеи. Ныне русские, немцы, французы, румыны, греки и т. д. Лишь вздыхают о происходящей потери национальных ценностей и катастрофическом разрушении традиционных культур. Складывается впечатление, что ныне Россия (как прежде – Франция и Германия) исчерпала свой идейный потенциал. Все разговоры о национальной идее и традиционной культуре ныне тонут в трясине обывательского конформизма и пассивного принятия того, что идет сверху, т. е. глобализации.