Письменность и книга вошли в жизнь подавляющего большинства коренных народов Сибири именно на волне российской государственности. При этом в качестве доминантной (государствообразующей) естественно складывалась книжная культура европейского (христианско-православного) типа.

Большая часть сибирских народов вошла в состав России уже в конце XVI - XVIII вв. В середине XIX столетия в основном завершился длительный процесс присоединения к Империи казахских степных и дальневосточных территорий. На протяжении XVI - начала ХХ вв. резко нарастала русская промышленная и земледельческая колонизация края. К началу ХХ в. в Сибири проживало 8 млн. человек, из них русских - не менее 6 млн. (75%), коренных народов - 2 млн. (25%) [10]. К наиболее многочисленным из них принадлежали казахи, буряты, якуты, алтайцы.

Необходимость хозяйственного, культурного и просто бытового взаимодействия, а также управления разноязычным населением восточных территорий требовала со стороны царской администрации и русских поселенцев создания условий для межнациональных контактов. Важной предпосылкой для подобных контактов становилось приобщение коренных жителей края к русскому языку и русской грамоте. Однако практика показала, что выполнить эту задачу можно было лишь при создании письменности и книги и на языках самих народов.

Большой вклад в создание письменности на языках аборигенного населения, разработанной на основе русского алфавита, внесли отечественные ученые - лингвисты и этнографы, участники многочисленных сибирских экспедиций, населявшие северный край политические ссыльные. Первопроходцами же в деле создания книги для самих коренных жителей края и ее распространения в инородческой среде стали православные миссионеры. Они шли в Сибирь вместе с первыми русскими землепроходцами и поселенцами, выполняя важный государственный заказ Империи - сделать "дикого номада средней Азии . русским человеком по вере, языку и образу жизни" [11], воспитать его "в духе православия, самодержавия и русской народности" [12].

На фоне этих широких общеполитических задач русская православная миссия и проводила свою кропотливую работу по просвещению коренных народностей Сибири, орудием которого должно было стать миссионерское печатное слово. В первые периоды миссионерской деятельности (XVII - XVIII вв.) необходимых для этого изданий еще не было. Миссионеры несли коренным жителям "слово Христово" на русском языке, одновременно пытаясь обучить их русскому языку и грамоте. Однако очень скоро миссионерская проповедь на русском языке зашла в тупик, и возникла необходимость перевода основных догматов веры, священных и богослужебных книг на языки просвещаемых народностей. За эту работу и принялись миссионеры, жившие в самых разных уголках Сибири. За Уралом возникает и действует большое число православных духовных миссий - Алтайская, Киргизская, Обдорская, Забайкальская, Камчатская, Иркутская, Амурская, Гольдская и др. На протяжении XIX - начала ХХ вв. миссионерами издаются книги на алеутском, алтайском, бурятском, казахском, мансийском, нанайском, ненецком, ороченском, селькупском, татарском, хантыйском, чукотском, эвенкийском, эвенском, якутском и других языках. Выпускаются азбуки, грамматики, словари, материалы для первоначального чтения, молитвенники, богослужебная и религиозно-нравственная литература, переводы основных священных книг. Для татар, приобщенных к исламу, выходят книги на арабском и русском алфавитах, для бурят - в старомонгольской и русской графике. Одновременно накапливаются многочисленные письменные и печатные тексты фольклорных произведений, фиксируемые учеными и миссионерами, переписка этнографов и лингвистов с грамотными представителями коренных народов на их языке, переводы работ с одного языка на другой. Все это способствует накоплению того "культурного пласта", который необходим для возникновения и функционирования национальной книги.

Однако взаимодействие "книжного пласта", привнесенного в инонациональную среду православными миссионерами и русскими исследователями, с самой народной средой протекало медленно и слабо, что было обусловлено как свойствами самой книги, так и особенностями этносов. Миссионерская книга при своем продвижении в массы коренного населения испытывала явное "сопротивление материала". Сам дух христианского вероучения не соответствовал особенностям социального сознания большинства сибирских народов. Отсюда и огромные трудности при переводе христианских книг на их языки, тесно связанные с укладом жизни населения и мало приспособленные для выражения абстрактных религиозно-этических категорий. Нельзя не учитывать и условий бытования миссионерской книги среди коренных народов, мизерного количества самих изданий, находящихся в обращении. Никакие самые энергичные усилия миссионеров не могли насытить огромные пространства Сибири с ее кочующим населением ощутимым количеством книг. Издания доходили до миссионерских станов иногда в единственном экземпляре. К самим представителям коренных народов религиозные и учебные книги на их языках попадали крайне редко [13].

О том, насколько книга и чтение вошли в быт коренного населения зауральских территорий, можно судить по степени распространения грамотности. На начальных этапах развития письменности именно этот показатель является основополагающим при оценке жизнеспособности книги в конкретной этнической среде.

Анализ данных "Первой всеобщей переписи населения Российской империи, 1897 г." позволяет обнаружить большой разброс показателей грамотности среди различных сибирских народов. К концу XIX в. наименьшие успехи в этой области наблюдались у народностей Севера и Северо-Востока. Чукчи, юкагиры, коряки, эвенки, ненцы, а также якуты, усвоив в очень незначительной степени русскую грамотность, оставались почти полностью неграмотными на своих языках. Русская грамотность наиболее привилась у эвенков Забайкалья (5,9% грамотных), ненцев Томской губернии (3,8%), якутов, проживающих в областном центре (4,5%). Мало распространялась грамотность (русская и тюркская) среди казахского населения Акмолинской области, хотя по другую сторону Урала она была довольно значительной. Из ранее бесписьменных народов наибольшие успехи в овладении русской и национальной грамотой обнаружились у алтайцев, живущих вблизи миссионерских центров (в городах Томской губернии - 11,9% - русская грамотность, 12,3% - национальная грамотность. В целом у алтайцев соответственно - 3,2% и 2,5%).

Нетрудно заметить, что в случаях, когда необходимость грамотности осознавалась коренным населением прежде всего при взаимоотношениях с русскими, она в большей степени прививалась на русском языке, чем на собственном. Грамотность же на национальных языках преобладала над русской и вообще более значительна лишь у народов, имевших многовековой опыт письменности и книжной культуры (7,2% грамотных у бурят, 21% - у татар Тобольской губернии).

При всем различии условий формирования книжной культуры у ранее бесписьменных народов Сибири нельзя не отметить идентичности форм ее зарождения и существования. К концу XIX в. младописьменные народы в целом еще не были готовы к созданию собственной книги и ее использованию. Книга пришла к ним извне, по инициативе православной церкви, не вписываясь в круг их насущных потребностей. Поэтому она еще долго оставалась книгой для данной народности, а не ее собственной. Важнейшее условие формирования национальной книжной культуры - это включение в процесс создания произведений печати собственного духовного потенциала народа, появление стабильного круга интеллигенции, способной их создавать, использовать и распространять. Важность этого качественного скачка - от потребления книги к ее созданию - хорошо понимали алтайские миссионеры. "История свидетельствует, - отмечается в "Отчете об Алтайской духовной миссии за 1895 г.", - что духовное развитие народов только тогда достигало полного своего процветания, когда развитие совершалось собственными естественными силами народа, хотя, может быть, первый толчок развитию и был дан извне" [14].