То есть ситуация была прямо противоположной. Все исторические сведения, принципы, правила, методы, и методики были, как бы идеологически объединены на основе исторического материализма в единую систему. Марксистский принцип "есть только одна наука, наука истории" был последовательно доведен до конца, местами не всегда разумно, то есть до абсурда. Но что действительно было важным так это то, что марксистская методология исторической науки, теория истории, а не просто очередная историческая теория, делала историю отдельной наукой, имеющей собственный предмет, категориально-понятийный аппарат и претендующей на открытие собственных закономерностей именно исторического характера. Можно много спорить о том, удалось ли марксистской истории последнее, но совершенно очевидным представляется тот факт, что ей не приходилось прибегать к помощи таких терминов как "традиционное общество", "традиционная культура", "традиционная структура"; она использовала их лишь для обозначения доколониального периода развития различных восточных обществ, а не в качестве мыслительных средств.

В настоящее время историческая наука в целом как отдельный научный предмет и постсоветская, в частности, терпят глубокий кризис. Глубокий, потому что он происходит не на методическом, а именно на методологическом уровне. Это очень похоже на кризис физики начала XX века, когда она физически натолкнулась на нефизические явления.[28]

Исторические исследования процветают, а историческая наука гибнет безвозвратно. Речь не идет, конечно, о том, чтобы истории как науке зациклиться на методологическом наследии Маркса. Просто необходимо помнить, что именно это наследие превратило историю в целостную и обособленную науку. Поэтому, чтобы сохранить историческую науку в ее развитии, когда марксизм более неприменим в познании истории, мы должны разработать новую методологию истории, хотя бы функционально. аналогичную марксистской, естественно, используя достижения современной общенаучной методологии.

Наставшая ситуация настоятельно требует придать фундаментальный характер использованию в исторической науке понятия традиционной структуры, так как значение данного понятия в качестве средства научной мысли, вероятно, еще не осмыслено в полной мере.

Проблема состоит, в невероятно глубоком семантическом расхождении, возникающем в применении термина "традиционное". Так под традиционностью преимущественно подразумевается уже не исконный, родоначальный смысл органической включенности человеческого общества в природу, а более широкий, неспецифичный смысл, который фиксирует замкнутую устойчивость сложившихся, как правило, на Востоке порядков социального взаимодействия. К.Маркс характеризовал подобную устойчивость и замкнутость восточных обществ как "азиатский способ производства", когда описывал "формы, предшествующие капиталистическому способу производства".[29]

Подобные "формы" общества являются традиционными лишь в обыденном смысле слова и действительно существовали тысячелетиями, но подлинные традиционные общества существовали десятки тысячелетий. И для изучения именно последних, во вполне определенном смысле, ископаемых обществ, на Западе был введен термин "традиционное общество", в то время как восточные общества, включая азиатские, пусть и в модернизированном виде, существуют до сих пор в современном мире и их скорее и вернее можно назвать аграрными, чем традиционными.

Для начала необходимо различить термины "система" и "структура" в их применении к обществу. Систему, которая представляет собой, совокупность целенаправленно и согласованно функционирующих элементов, можно, вообще говоря, определить как всеобщий способ события, как немеющий элементов и в историю преобразованный смысл, Она присутствует везде как универсальная и объективная форма всех видов временного бытия, в то время как структура есть в целях деятельности организуемый образ системы. И в этом смысле структура обычно представляется в виде схемы взаимосвязи между элементами системы. И при этом снова необходимо подчеркнуть, что под элементом имеется в виду сознательно выделенная субъектом мысли сторона образа системы, а под связью - смыслов обозначение наблюдаемой субъектом мысли зависимости между внешними проявлениями внутренних свойств системы.

Образ системы, будучи духовным, не имеет истории, так как сам по себе не занимает места в объективированном пространстве материи. Поэтому вначале и всегда есть образ сис­темы, затем структура, как проекция образа системы в пространство конечной метрики, и лишь потом - сама система как ре­зультат применения структуры в качестве знаковой конструкции в пространстве социального взаимодействия.

В пространстве коммуникации структура опредмечивает, образ системы, а далее - на основе более менее единого понимания структуры возникает деятельность как социальная система.

Таким образом, деятельность представляет собой полиструктурную систему социального взаимодействия, результат общения людей между собой и с природой, который зависит, следовательно, от представлений людей, от организованности их образов ми­ровосприятия.

Если исходить из этого, то, говоря о традиционной структуре, должны иметь в виду знаковую организацию передаваемых от предков представлений о мире и о своем месте в нем. Это она определяет жизнь традиционного общества, воспроизводит его деятельность, жизненные позиции и подходы к окружающему миру.

Так, к примеру, К. Нурланова в своей статье отождествляет традиционную культуру казахов с созерцанием как отношением человека к миру[30].

Таким образом, человеку традиционного общества приписывается более высокий уровень сознательного отношения к природе по сравнению с человеком индустриального общества, в то время как у человека традиционного общества, вероятно, вообще не было сознательного, а точнее субъектного, отношения к миру, в отличие от человека аграрного общества.

В данном конкретном случае с кочевыми казахами. Это значит лишь то, что кочевое общество казахов не было традиционным.

В противоположность ему традиционное общество, в специ­альном смысле этого слова, вообще нельзя рассматривать сквозь призму субъектно-объектной парадигмы и говорить, будто его че­ловек созерцает природу, так как созерцание уже предполагает отделение человека от природы в качестве субъекта деятельности. Более того, это созерцание включает в себя сознательное подчинение и служение окружающей среде данного субъекта деятельности, что предполагает более совершенную форму человеческого общества. Структура такого общества должна носить уже информационный характер, а человек его должен обладать менталитетом, соответствующим требованиям третьего тысячелетия нашей эры.

Смысл традиционного общества состоит не в том, чтобы от­носиться к миру созерцательно, а в том, чтобы к нему никак не относиться сознательно, по крайней мере, в смысле субъектной отдаленности. Человек традиционного общества является органом природы бессознательно, то есть он сам есть природа. И этот культурный смысл организуется в способ общения и транслируется в историю посредством традиционной структуры. А основу определения понятия традиционной структуры должно составлять представление о конструкции символов, несущих в себе нормативную ценность бессознательного, органического включения в природу и подсознательного, мироощущения. Традиционная структура общения вовсе не согласовывается людьми традиционного общества между собой, в отличие от структур аграрного, индустриального и информационного обществ.