"Пространство не является научным объектом, удаленным от идеологии и политики; оно всегда было политическим и стратегическим. Если пространство имеет видимость нейтральности и безразличия к своему наполнению .это происходит именно потому, что оно занято и используется .Пространство формируется историческими и природными элементами, но это политический процесс. Пространство - политическая и идеологическая категория", - отмечал в начале 80-х годов известный французский географ Г. Лефебвр. Это положение вполне современно - во всяком случае в конце 90-х годов многие ученые считали фактом резкое усиление политической и идеологической борьбы в современном мире. В отличие от лидеров большинства "переходных" стран руководство КНР в последние два десятилетия, как известно, не спешило с "деполитизацией" и "деидеологизацией" страны, модернизируя или традиционализируя наиболее неудобные ценностные ориентиры недавнего прошлого. Во многом это облегчило относительно безболезненное приспособление к новым мировым тенденциям в 90-е годы.

При этом китайская внешнеэкономическая политика не только чутко реагировала на процессы глобализации, которые в Китае обычно связывают с новой технологической, реже - информационной революцией. Мирохозяйственный курс оказался мощным рычагом приобщения КНР к достижениям научно- технического прогресса и в известном смысле - инструментом создания необходимых для этого заделов в китайском обществе. Замечу, что сама мирохозяйственная стратегия Китая содержит в себе бурно прогрессирующий элемент глобальности. Он особенно заметен, если иметь в виду информационное и научное обеспечение проводимой политики, включая теоретические изыскания. Уже в 80- е годы произошел гигантский сдвиг в числе и качестве публикаций, посвященных экономическому опыту зарубежных государств. В научной разработке политики с самого начала принимали участие институты АОН КНР, а также исследовательские учреждения других ведомств. Только за последние восемь лет в Китае создано 22 государственных научно-исследовательских института, занимающихся прогнозированием в различных областях знаний. Так или иначе исследования включают мирохозяйственную проблематику. С этой точки зрения внешнеэкономическая политика КНР, например, очень выгодно отличается от курса отдельных стран

Запада и Востока, позднего СССР и тем более нынешней России. Подчеркну, что имея под боком Гонконг, значительный опыт работы на самом либеральном пятачке азиатского хозяйства, а также мощную прослойку лояльных Пекину предпринимателей и финансистов, руководство КНР, несомненно, обладает и высококачественными знаниями о практике мирового хозяйства. Тем не менее страна не пошла и до сих пор не идет на открытие экономики, сколько-нибудь сопоставимое с теорией и практикой свободы торговли.

В связи с этим стоит отметить, что и международный курс Китая два десятилетия назад впервые в истории страны стал предметом научного анализа и дискуссий, соответствующие разработки ученых нередко воплощались в официальную линию. На рубеже 70 - 80-х годов в Китае создаются или возобновляют работу научно-исследовательских учреждения, занимающиеся проблемами международных отношений, в том числе: Институт современных международных отношений при Госсовете КНР; Институты международных проблем в Шанхае и Пекине; пекинский Институт международных стратегических исследований, связанный с Министерством обороны и Генеральным штабом НОАК, а также исследовательские институты АОН КНР. В 1982-1983 гг. в целях координации внешнеполитических исследований при Госсовете КНР создается Центр исследований международных проблем во главе с Хуань Сяном. С начала 80-х годов в Китае увеличивается количество научных изданий, посвященных вопросам внешней политики КНР и международных отношений. Нынешняя внешняя политика КНР продолжает обновляться, и в значительной своей части строится на развитии концептуальных подходов 80-х годов. Примечательно, впрочем, что уже тогда, еще до коллапса социалистической системы и распада СССР, китайское руководство, как представляется, выработало достаточно продуктивную парадигму отношений КНР с внешним миром, вполне оправдавшую себя в драматичных обстоятельствах начала 90-х годов. Процесс модернизации внешней политики Китая в 90-е годы был постепенным, что характерно и для китайских реформ. Во многом его ход представлял собой достройку сооружения, состоявшего из проверенных историей элементов и конструкций.

Существенной особенностью китайской внешней политики остаются постоянный поиск несиловых, достаточно экономных и вместе с тем эффективных, не исключающих жесткости решений, а также упор на индивидуальные отношения с отдельными государствами. Соответственно, немалая часть аналитической работы при подготовке тех или иных дипломатических ходов посвящается рассмотрению существующих в мире противоречий, возможности их использования в интересах страны. Китай крайне редко сам выступает с какими-либо крупными международными инициативами. Обыкновенно эта страна не торопится и с оценками мировых событий, часто занимая выжидательные или нейтральные позиции. Эволюцию китайской внешней политики в последнее двадцатилетие можно с некоторой долей схематизма представить в виде нескольких продолжающихся трансформаций и меняющихся соотношений, имея при этом в виду существенную разницу в обеспечивающей национальную независимость "статике" внешней политики и ее "динамике", ориентирующейся на поддержание процесса социально-экономического развития.

Многие черты современного международного курса Китая сближают его с внешнеэкономической политикой этой страны. Для последней характерны постоянная игра на противоречиях между конкурентами, рассредоточение зависимости от критически важных поставок по максимально широкому кругу контрагентов. Международный курс КНР, как нам представляется, нередко отражает эту же логику, регулируя уровень и плотность связей с отдельными зарубежными государствами, финансовыми организациями, ориентируясь на высокую диверсификацию внешнеполитических отношений и т.д.

Китайскому руководству удалось, помимо прочего, довольно четко провести различие между реальным содержанием процессов глобализации, развернувшихся в 70-80-е годы, и их политико-идеологическим сопровождением. В Пекине достаточно скоро увидели, что сама идеология современного западного общества как социума постиндустриального, информационного и т.п. базируется в том числе и на резком усилении в битвах за внутренние и внешние рынки политических средств, коими в конечном счете являются рекламно-маркетинговые кампании, экологические стандарты, риторика о "постиндустриальности" и т.д. Нараставшая в последние десятилетия гипертрофия сферы обращения еще более повысила роль субъективных, политических факторов.

К тому же при тщательном рассмотрении то, что принято называть "глобализацией", обнаружило себя в 90-е годы не столько как усиливающееся экономическое явление, сколько в качестве политико-пропагандистского и рекламно-идеологического наступления развитых стран. В немалой степени это было связано со сдвигами в хозяйстве западных стран, их консолидацией, а также продолжавшимся гипертрофированным развитием сферы обращения, дальнейшим усилением роли СМИ в освоении рынков и закреплении на них. Западная же риторика о глобализации, послужившая, как считает И.Валлерстайн, одной из внешних причин развала социалистического лагеря в Европе и распада СССР, уже в 80-е годы потребовала от Китая выработки соответствующих теоретических и идеологических инструментов противодействия деструктивному влиянию извне. Поэтому страна оказалась более подготовленной к событиям 90-х годов.