Новый сдвиг в позиции правящего режима по берберской проблеме произошел с приходом к власти Мухаммада VI. Король осознавал риск дальнейшего игнорирования берберской проблемы, тем более что 1 марта 2000 г. по инициативе профессора М. Шафика был составлен «Берберский манифест», в котором был выдвинут ряд требований берберской интеллигенции, в том числе повысить статус берберского языка до официального. 30 июля 2001 г. Мухаммад VI в своей речи заявил, что «берберство» – существенная составляющая марокканской идентичности. Спустя три месяца он распорядился о создании Королевского института амазигской культуры, задача которого заключается в сохранении и поддержке культуры амазиг во всех ее аспектах. Некоторые берберские ассоциации отказались участвовать в работе института, рассматривая его как политическую инстанцию, предназначенную для поддержки ассоциативных движений амазиг, чтобы избежать политизации берберской проблемы. Тем не менее, по мнению других, учреждение института символизировало признание «берберства» Марокко. С сентября 2003 г. берберский язык стал преподаваться в школе. В мае 2004 г. были напечатаны первые школьные учебники амазиг. Сегодня берберы могут открыто и с гордостью говорить: «Я – марокканец, но не араб, а бербер».

Существуют определенные трудности в обучении в школе берберскому языку. В качестве алфавита был выбран тифинаг, используемый туарегами. Некоторые настаивают на введении арабского алфавита, другие – латинского. В настоящее время преподаются все три диалекта берберского языка. Президент ассоциации «Азетта» А. Аррахмуш заявил в связи с этой проблемой: «Это успокаивает наших противников, которые утверждают, что нет единого берберского языка, а существуют несколько диалектов, и поэтому невозможно признать берберский язык национальным или официальным. Метод, используемый Королевским институтом, предназначен для разрушения нашего единства. Мы уже отстали на четырнадцать веков, и мы могли бы ждать еще сорок лет!». Вопрос унификации языка приобретает особое значение. Королевский институт делает упор на постепенной стандартизации языка, орфографии и лексики.

В целом правящий режим достаточно оперативно реагирует на развитие ситуации в берберских районах, на усиление берберского движения и его политизацию. Он в определенной степени идет навстречу требованиям берберов в культурно-лингвистической области, не чинит препятствий образованию новых проберберских политических партий. Подавляющее большинство берберских культурных ассоциаций и политических партий отвергают исламизм, особенно в его радикальной форме, что сближает их в этом плане с королевским дворцом.

Усиление координации деятельности берберских ассоциаций в 90-х годах, участие отдельного блока проберберских партий в парламентских выборах 2002 г. указывают на тенденцию к консолидации и укреплению единства берберского движения.

В ближайшем будущем не следует ожидать радикализации берберского движения, учитывая как гибкость политики правящего режима, свободное функционирование в Марокко берберских культурных ассоциаций и проберберских политических партий, так и наличие у короля мощного репрессивного аппарата и эффективных спецслужб. Эти силовые структуры в значительной мере способствовали «выстраиванию» марокканских партий в лояльную оппозицию «его величества». Берберы хорошо помнили о жестоком подавлении войсками во главе с наследным принцем Хасаном и генералом М. Уфкиром восстания рифских племен в 1958 г., расправу с участниками заговоров 1971 и 1972 гг., в которых самое активное участие принимали берберские высшие офицеры, разгром силами безопасности в начале 70-х годов в берберских районах партизанских групп, организованных лидером зарубежного отделения НСНС М. Басри.

В более долгосрочной перспективе ситуация в берберском регионе будет зависеть от степени учета монархией интересов культурной, политической и экономической элиты берберов, усилий государства по социально-экономическому развитию берберских районов, наиболее отсталых в Марокко. Кроме того, на положение в берберских районах будут оказывать влияние как решения берберской проблемы в Алжире, где берберское движение более радикальное, чем в Марокко, так и возможное вмешательство внешних сил. От этого зависит, приобретет ли берберское движение в королевстве сепаратистский характер.

Анализ политической ситуации в Марокко позволяет сделать вывод, что в этой стране нет существенного продвижения по пути либерализации и демократизации, и не возросла роль оппозиции режиму. По-прежнему высшая власть принадлежит монарху, который контролирует законодательную и исполнительную структуры, может в случае необходимости отправить в отставку правительство, распустить парламент, изменить конституцию, ввести чрезвычайное положение, отложить местные и парламентские выборы. На ключевые позиции в государственном аппарате и в экономике король назначает лояльных ему лиц, несколько ключевых министерств фактически полностью подчинены королю. Существует «теневой кабинет» из ближайших советников монарха и назначенных им на высокие государственные посты деятелей. В течение четверти века Палата представителей контролировалась путем косвенных, двухступенчатых выборов трети депутатов, значительное большинство которых в силу специфики коллегии выборщиков, как правило, поддерживало правительство. И это притом, что путем различных махинаций и фальсификаций, а также широкого использования административного ресурса оппозиция была обречена на меньшинство в парламенте. Хотя с 1997 г. вся Палата представителей избиралась посредством прямых выборов, учреждение Палаты советников, по своим полномочиям почти не уступавшей нижней палате, позволяло в случае необходимости нейтрализовать действия Палаты представителей.

Марокканские монархи решительно заявляли о намерении сохранить свои прерогативы, упрочить и без того очень сильную королевскую власть. Хасан II оправдывал авторитарный характер режима как религиозным, так и политическим фактором. Его позиция была изложена в интервью газете «Монд» 2 сентября 1992 г. накануне референдума по новой конституции. Король сослался на свою ответственность как духовного руководителя марокканцев и на то, что монархия обеспечивает национальное единство. «Ислам запретил мне учреждать конституционную монархию, в которой я как король делегировал бы все свои полномочия и царствовал бы, но не управлял… Я могу передать власть, но я не имею права по собственной инициативе отказываться от своих прерогатив, потому что они имеют также духовный характер»60. Eго сын Мухаммад VI считал долгом выполнение монархом своих полномочий, определенных конституцией, и «не оставил никаких сомнений в отношении своего намерения царствовать и править».

Хасан II заявил в марте 1994 г., что слишком быстрый переход к демократии может вызвать хаос, потому что демократии необходимо долго учиться. Он предупреждал, что народ, не имеющий демократического опыта, рискует стать жертвой политиков, рвущихся к власти под прикрытием лозунгов о демократии. Резон в словах Хасана II есть. Пример, скажем, такой страны, как Алжир, показывает, что там, где нет традиций демократии, неконтролируемый процесс широкой политической либерализации и демократизации грозит пагубными последствиями для страны, разгулом национализма и исламизма, гражданской войной, распадом государства.