Второй научно-фантастический роман Лема — «Магелланово облако» — был по жанру честной и искренней коммунистической утопией, против которой ничего нельзя возразить и теперь. Впрочем, карты, на которых нет станы Утопии, действительно бессмысленны. Правда, Лем в этом романе переносит время действия в XXXI–XXXII столетия (И. Ефремов в «Туманности Андромеды» также взял XXX век). Он и тут с большим удовлетворением занимается техническими проблемами, описывая, а по сути проектируя по всем правилам научно-фантастического прогноза и космический корабль, который предназначен для полёта к звёздам, и сам полёт, выстраивает отношения людей коммунистического общества.

Первый период творчества, который можно считать «утопическим», завершается до конца 50-х годов. Второй период, который продолжается и сейчас, насыщен предостережением, а то, что на его протяжении изменилось качество — это уже вопрос большой эволюции Станислава Лема, без которой непонятен его феномен. А разгадка и ответ просты: занимаясь фантастикой, Лем «вышел» на проблемы Цивилизации, Культуры, Человечества. Он стал писателем-философом, который пристально и тревожно всматривается в человека в эпоху техничной цивилизации, которую человек сам и создаёт. Что касается науки и литературы, то ту Лем выработал системный подход, трезвый и поэтичный одновременно, философско-познавательный и глубоко рациональный. Но Лем умеет и смеяться. Его «Сказки роботов», «Кибериада», «Звёздные дневники Йона Тихого» пропитаны непревзойдённой игрой фантазии.

Всем ходом духовного индивидуального развития (на него проецируется общее развитие цивилизации),живым творческим столкновением с огромными и разнообразными по смысловой направленности массивами информации исторический оптимизм Лема до конца 50-х годов не то что бы снижался, но начала появляться горьковатая мудрость, смутное понимание того, что перед человечеством стоит больше проблем, чем оно себе представляет. Старя истина ещё раз подтвердилась: горе от ума (во многой мудрости много печали).

Станислав Лем, вместе с другими писателями-фантастами, снял розовый утопичный флёр с темы будущего, который чаще всего рассматривался только в социальном плане и почти не касался серьёзно аспектов научного развития. Технология же, которая сформировалась,— говорит Лем,— совершает давление на существующую культуру и как бы заставляет людей адаптивно подчиняться нуждам техничных процессов. Далее идёт интеллектуальное соперничество с машиной, различные формы симбиоза, стремление «совершенствовать» человеческий организм, а говоря другими словами, приспосабливать его к характеристикам техники. В результате всё упирается в перспективу будущего человека уже не как социального создания, а как разумного вида, как биологического вида.[4]

В романе «Возвращение со звёзд» Лем описывает вмешательство в мозг с высокородным стремлением снять наконец агрессивность с человеческой натуры, остановить войны и всяческие раздоры. Через операцию, название её стало общим — «бетризация», эта цель достигается. На всей планете устанавливается мир. Но в качестве платы за тихую спокойную жизнь идёт ответ от космоса, от истории (в которой сплошь войны, кровь, злодеяния), человек потерял способность совершить подвиг, даже просто пойти на риск ради спасения другого человека, даже хирургические операции доверены роботам. «Бетризация» становится возможной ещё и потому, что учёные открывают тайну гравитации, в результате любые полёты становятся абсолютно безопасными.

Роман «Возвращение со звёзд» даёт нам научно-фантастическую модель, насыщенную предостережением, но всё-таки модель. А вот роман «Насморк» совсем по сущности уже и не фантастический. В нём всего только описан бытовой вариант «бинарного оружия» : люди употребляют искусственные продукты, абсолютно безвредные поодиночке, вроде крема для бритья, зубной пасты, капель от насморка, освежительного напитка, а в результате сходят с ума и кончают самоубийством. В человеческом организме возникают некоторые соединения, которые его отравляют, во всяком случае медикам (а Лем, кстати, по образованию врач!) хорошо известен эффект несовместимости многих современных лекарств, созданных синтетическим путём.

В добавление к своим художественным произведениям Лем писал артикулы по научной фантастике, эссе, литературоведческие работы, у него много предисловий, комментариев, объяснений к своим произведениям. Множество тем, идей, мыслей, сюжетов привело его к созданию жанра рецензий на выдуманные произведения, научные монографии, на выступления при вручении премий.

Среди произведений Лема рассказы про пилота Пиркса выделяются своей подчёркнутой реалистичностью. На самом деле, такой рассказ, как «Испытание», написанный ещё в 1958 году, давно уже вышел за пределы научной фантастики. Тренажёры, похожие на те, которые описаны в рассказе, давно уже употребляются при подготовке космонавтов, лётчиков, операторов атомных станций, может, правда, не с такой «имитационной силой».

А вот рассказы, в которых действующие лица — роботы, представляют особый интерес. Тема искусственного интеллекта, которому Лем отдал очень много внимания в своём творчестве, в рассказах о пилоте Пирксе идёт в развитии и постепенно насыщается серьёзным философским и познавательным материалом. Лем, фактически, первый в Польше сказал добрые слова о кибернетике в своём первом романе «Астронавты». В «Сумме технологии» он разбирает теоретично-философские аспекты искусственного интеллекта, проводит логичную линию к автоэволюции человека, к созданию «кибернетического организма» (киборга). Есть у него и «фольклор роботов», уникальная вещь в мировой научной фантастике — «Сказки роботов», «Кибериада». А вот повесть «Маска» ставит неожиданно проблему, когда-то схоластическую, а теперь всё более злободневную,— проблему соотношения свободной воли человека и предопределяющей воли Бога. Но тут разговор идёт о свободной воле робота, а человек (конструктор, программист) выступает в роли бога.

Гуманитарий Станислав Лем соединяет в своём творчестве одновременно точные науки и искусство, обращаясь к исследованию человека в переломную эпоху технической цивилизации. Он предостерегает от поспешности и азарта конструкторской деятельности, призывает к мудрости. Потому что, по его мысли, цивилизация — это прежде всего мудрость, которая исключает подготовку всеобщей гибели в виде войны или в виде неразумных действий, которые направлены на достижение сибаритских целей. Лем много где забегает вперёд, он даёт концепцию развития цивилизации, создаёт предпосылки для начала работы над теорией цивилизации.

Роджер Джозеф Желязны, потомок польских эмигрантов во втором поколении, родился в мае 1937 года в небольшом городке Кливленде(Юкленде), что в штате Огайо. Отметим, что Карл Йоук, его друг детства, а затем литературный критик, свидетельствует, что уже в десять лет Желязны писал сказки. Многие дети сочиняют в этом возрасте разные истории, но для того, чтобы их записывать, нужен довольно высокий уровень самоосознания.