В тюменской больнице Распутин пролежал до 17 августа. Здесь его окружили вниманием и заботой. Кроме жены и детей, за ним постоянно ухаживали его друзья Патушинские и Стряпчевы. Приезжали епископ Варнава и Мартиниан. Во многих местах совершались молебны. В Москве молебны о здравии Распутина были у Иверской Иконы Божьей Матери, в Чудовом и Новодевичьем монастырях и др. Со всей России Распутину идут сочувственные письма и телеграммы. Русский богатырь борец И.М. Заикин прислал Распутину телеграмму: “Молю Бога об укреплении вашего душевного и физического здоровья”.

Слухи о смерти Распутина породили массу новых фальшивок. Газеты “Петербургский курьер”, “Утро России” объявляют о том, что Распутин вёл род дневника. Эти записки, под заглавием “По Божьему пути”, составлялись специально приглашенным лицом, не безучастным к занятию журналистикой, из духовного звания, давнишнего знакомства и репетитора сыновей одной сановной дамы.

Газеты публикуют массу выдуманных подробностей. “В этот дневник, который велся нерегулярно, а время от времени, заносились самые разнообразные данные: как о состоянии здоровья автора и членов его семьи, так и о встречах, впечатлениях, приёмах, подношениях, путешествиях Распутина и его близких”.

Газетчики выдумывают несуществующую беседу с Распутиным, во время которой он якобы отвечал на вопрос: “Опубликует ли он свои записки?”

“Нет, как можно, нельзя, - возразил он. - Пусть дети мои, если найдет нужным, сделают это”.

А “дневник” был уже сфабрикован. Определенные силы готовились его пустить в ход сразу же после смерти Распутина.

Газеты продолжали распространять нелепые слухи. “Петербургский курьер”, например, со ссылкой на секретаря Распутина Лаптинскую, сообщает о существовании некоего завещания Распутина.

Сам Распутин, утверждает корреспондент этой газеты, частенько упоминал о своем завещании, но это касалось не материальных сторон, а его нравственных требований от наследников, и даже нечто вроде поучения детям. Кроме того, у Распутина хранится нечто вроде его политического завещания, составленного им при помощи одного литератора из правого лагеря. В этом завещании, по утверждению газеты, Распутин много говорит о своей роли, о борьбе с представителями светской власти при церкви, о С.М. Лукьянове, о своей дружбе с епископом Феофаном и с другими отдельными иерархами Церкви.

Газета ссылается на неких лиц, от которых Распутин не скрывал своего завещания, которые якобы свидетельствовали, что оно написано грубым языком фактов и производит громадное впечатление. Те же лица, по утверждению газеты, свидетельствовали, что все от первого до последнего слова - правда. “Судьба этого документа, - пишет “Петербургский курьер”, - в настоящее время неизвестна, хотя к делу о покушении на него он никакого отношения не имеет”.

Но Распутин уже не собирается умирать. Как только он приходит в себя, ещё лёжа в постели, он начинает рассылать телеграммы близким и знакомым по неотложным делам. Особенно волнует его надвигающаяся война. Всеми силами он стремится повлиять на Царя. Одну телеграмму к Царю по поводу войны мы приводили, а есть ещё одна: “Верю, надеюсь на мирный покой, большое злодеяние затевают, не мы участники, знаю все ваши страдания, очень трудно друг друга не видеть, окружающие в сердце тайно воспользовались, могли ли помочь” (19 июля 1914г.).

А тем временем полиция продолжает расследование этого дела. В качестве свидетелей допрашиваются домашние Распутина, живущие в его доме работники, а также одна из его последовательниц Латинская.

Познакомимся с показаниями самой покушавшейся.

В некоторых случаях возникает впечатление, что ей дали выучить текст.

ИЗ ПОКАЗАНИЙ ХИОНИИ ГУСЕВОЙ

“Я признаю себя виновной в том, что 29 июня в с. Покровском днём с обдуманным заранее намерением с целью лишения жизни ударом кинжала в полость живота причинила крестьянину села Покровского Григорию Ефимовичу Распутину-Новому рану, но задуманного осуществить не могла по обстоятельствам, от меня независимым, и в свое оправдание заявляю следующее: последние 15 лет своей жизни я прожила в г. Царицыне по Балтийской улице, в доме № 3 вместе со своей родной сестрой Пелагеей Кузьминичной Заворотковой, её дочкой Марией Григорьевной Заворотковой. Я - сирота. Я за это время четыре года до 1910 года прожила келейницей в частном доме Натальи Емельяновой Толмачёвой, на той же Балтийской улице, напротив дома № 3. Наставницей у меня была названная Наталья Толмачёва; с нами жила Евдокия Цуцкина, отчество её забыла. Читали здесь на квартире сорокоусты.

Четыре года назад у нас в г. Царицыне был Григорий Ефимович Распутин, заходил к нам в келью. Его мы и все принимали со славой, как человека, принятого бывшим архиереем Гермогеном. Гермоген велел отцу Илиодору водить Распутина по частным домам г. Царицына, где он прожил около недели и уехал от нас не знаю куда. В скором времени Распутин поссорился с названным Гермогеном и Илиодором в С.-Петербурге, после чего я спросила Илиодора: “Батюшка, чего не едет, как обещался, братец Григорий Ефимович Распутин?” На что Илиодор мне ответил, что славу ему он, Илиодор, дал через Гермогена и во время своей славы, Распутин открылся ему, Илиодору, в частной беседе, что он был развратником, пакостником и клеветал на батюшку Илиодора и архиерея Гермогена, что они как будто хотят убить его и за это они, Илиодор и Гермоген, пострадали, так как они в газетах написали про жизнь Распутина, например, в предъявляемом мне номере газеты “Свет” (был предъявлен № 127 от 18 мая 1914 г. газеты “Свет”, где помещен фельетон “Илиодор и Гриша”). Слова Илиодора про Распутина из статьи этой газеты “Илиодор и Гриша” и повлияли на меня так, что я решила убить Григория Ефимович Распутина, подражая святому пророку Илье, который заколол ножом 400 ложных пророков; и я, ревнуя о правде Христовой, решила над Распутиным сотворить Суд Божий с целью убийства Распутина на первой неделе после прочтения статьи “Илиодор и Гриша”.

Я купила за три рубля на толкучке, на базаре в г. Царицыне, у неизвестного мне человека-черкеса или армянина, как его звать не знаю, предъявленный мне кинжал. Покупать кинжал мне никто не советовал, не давал на его покупку денег; три рубля эти я сама скопила.

У меня было своих 39 рублей, и я уехала после Троицы, спустя неделю, в г. Тюмень машиной и пароходом. Отметка в паспорте. Неделю назад в воскресенье я приехала в село Покровское Тюменского уезда, где, как мне известно из газеты, Григорий Распутин проживает. Об этом я узнала в г. Ялте в редакции местной газеты “Ялта”. В г. Тюмени я никуда не заезжала, а села сразу на пароход, на котором приехала в село Покровское. Здесь я остановилась на квартире у крестьян, как их звать, не знаю. О своём намерении убить Распутина я не сказала этим крестьянам, объяснив, что я прибыла в с. Покровское побывать у прозорливого старца Григория Распутина. Я пришла к нему в дом и спросила у девки (как её звать - не знаю), когда вернется домой Распутин. Она мне ответила, что он даст им телеграмму и приедет. Прошла неделя. Девочка моей хозяйки, имя её забыла, мне сообщила, что она у обедни видела Распутина, который уже приехал домой. С этого дня я стала следить за Григорием Распутиным возле его дома, сидела на крылечке местного волосного правления и вчера днём, после обеда, увидела идущего напротив меня знакомого мне Григория Распутина; он шёл домой, и я повстречала у ворот его же дома; под шалью у меня был спрятан предъявленный мне кинжал. Ему я не кланялась. Один раз его этим кинжалом ударила в живот. После чего Распутин отбежал от меня, я за ним бросилась с кинжалом, чтобы. нанести ему смертельный удар, но в этот момент он схватил лежащую на земле оглоблю и ею ударил меня один раз по голове, отчего я тотчас упала на землю и разрезала себе нечаянно левую руку повыше кисти (обвиняемой Гусевой была показана забинтованная повыше кисти левая рука). Это было днём, и сбежался народ, который говорил: “Убьём её!”, то есть меня, и взяли ту же оглоблю. Я быстро поднялась и сказала толпе: “Отдайте меня полицейскому! Не убивайте меня!” Кинжал я бросила около ограды. Мне связали руки и повели в волость и по дороге меня толкали, пинали, но не били.