И вот дорога в больницу:

« .Степа, говорю, к району подъезжаем. Можешь ли, говорю, посмотреть-то?

А он сам меня просил: «Мама, скажи, когда к району подъезжать будем». Ребенок ведь! Нигде не бывал дальше своей деревни — охота на белый свет посмотреть».

Тут есть что-то парадоксальное: вроде бы современный человек необычайно обо всем осведомлен, «информационный взрыв» разрастается и т. п., но подлин­ности что-то не хватает, и в ней нуждаются. Словно под­линный облик мира дробится, распадается на кадры, мон­тируется, перемонтируется, туманится, ускользает, и только художник возвращает нам ощущение целого в его истин­ном порядке и смысле, и человек с его судьбой предстает в своей несомненной драматической достоверности. Под­линность в литературе не унижает, не оскорбляет; унижают и оскорбляют — пошлость, фальшь и обман.

Федор Абрамов с самого своего начала, с рассказов 60-70х гг, ставил перед собой одну и ту же задачу: художе­ственное воспроизведение, художественное исследование подлинного мира людей. Писатель вступил в литературу, когда жизнь уже прорывала пелену превратных представ­лений о себе. Рассказы 60-х годов позволили по­чувствовать реальное состояние деревенской жизни. Пер­вый роман Абрамова унаследовал от этой прозы главное: верность действительности и действительному человеку. Был унаследован и дух смелого социального анализа, но это стало особенно заметно позднее. Тогда же, в рассказах, писатель был занят прежде всего тем, чтобы передать предельное напряжение народной жизни посреди войны. Физические и нравственные муки терзают крестьян; будь это только самозащита, круговая оборона от голода, отчаяния, смерти, то и тогда ее можно было бы назвать героической. Но абрамовский мир выстаивал, не клонился еще и потому, что сам он чувствовал себя опорой и надеждой своих воюющих в неведомой дали мужиков. Он существовал, и, значит, легче было существовать им. Вспоминая об этом времени, Абрамов писал, что тогда, в сорок втором, ему посчастливилось увидеть своих земля­ков «во весь их богатырский рост»[13].

Заключение

Стилевое своеобразие Абрамова умещается в пределы северорусского крестьянского мира.И ес­ли о его книгах писали, как о «народном эпосе» или «эпо­се народной жизни», то имели в виду, должно быть, саму протяженность изображенного народного существования во времени. Для эпоса, оказывается, достало и одних пе-кашинских изб. Не потому ли, что в потоке времени, в вечной череде смертей и рождений, смене поколений и об­стоятельств что-то сильное в самих основах пекашинского мира упорно не менялось и не разрушалось, передавалось дальше, не желая рассеяться или раствориться? От этой устойчивости народной жизни веет эпическим, но напрас­но искать покоя под крышами Пекашина. Все, кажется, давно было: отшумело, отболело, зажило; созерцай, сочув­ствуй, тешь внутреннее око туманными картинами минув­шего, рассуждай и рассуживай бестрепетно, а — невозмож­но! Кому — ушедшая история, а Федору Абрамову эти пе-кашинские годы — его жизнь: все это было на его веку — с ним или с теми, кого знал и любил; это было, отпыла­ло, но не успело остыть; меркнут лица, исчерпываются земные сроки, но остается здесь все неутоленное, все не­доумения, боли, обиды, тревоги — остается, если уметь слушать, призыв к разумности, к бережному обращению с "жизнью.

Федору Абрамову было даровано сердце, способное слышать эту боль и этот призыв.

Читая Абрамова, постоянно ощущаешь давление реаль­ной, жестко-неудобной жизни, ее противоречивое, неспо­койное состояние. Что жизнь такова — стоит ли удивлять­ся? Бывает ли она иной? Выдающийся отечественный фи­зиолог А. А. Ухтомский писал: «У нас нет решительно никаких оснований к тому, чтобы думать, что реальность и истина станут когда-нибудь подушкою для успокоения. Подушкою для успокоения норовит быть каждая из тео­рий, но благодетельное столкновение с реальностью опять и опять будит засыпающую жизнь». Удивляться следует, наверное, тому, что писатель так настойчиво и мужест­венно ищет прямого контакта с действительностью, откло­няя всякое посредничество. И если он чувствует и уме­ет выразить давление, волю действительности, ее беспо­койство, то это для него не тягость, а благо, он этого хо­чет, он так устроен. Ему нужно растолкать все засыпаю­щее, спутавшее сны с явью. Нам только .кажется, что мы все помним и знаем, говорит он нам. Мы знаем все в об­щих чертах и общих словах. Позвольте, я вам расскажу, как в сорок третьем колхозница Офимья поехала на за­готовку леса, оставив дома больного сына . Или про то, как «хорошо растет осинник на слезах человеческих» там, где в военную пору растили хлеб . И рассказывает. Вот задача, которая кажется простой: « .описывать действи­тельность серьезно и правдиво, ничего не изменяя в ней, как это делают для большего эффекта» (Л. Толстой).

Список использованной литературы

1. Абрамов Ф. А., Деревянные кони. М, 2005.

2. Абрамов Ф. А., Чистая книга. М, 2003.

3. Абрамов Ф.А., Трава-мурава Были-небыли. М, 1993

4. Галимов Ш. З. Федор Абрамов: творчество, личность. Архангельск, 1989

5. Горнак В. В. Система образных средств языка в творчестве Ф. А. Абрамова. Минск, 1991

6. Дас Кандарпа Циклы миниатюр в современной прозе о деревне (Ф. Абрамов, В. Астафьев, В. Солоухин). М, 1994

7. Заглоба В. В. Традиции и новаторство в прозе 60-х-70-х годов. М, 1991

8. Земля Федора Абрамова. М, 1986

9. Золотоссуский И. П. Федор Абрамов: Личность. Книги. Судьба. М, 1986

10. Крутикова Л. В. Дом в Верколе. Л., 1988

11. Кульбас Д. Г. Композиционная палитра рассказов Ф. А. Абрамова. Курган, 1997

12. Ларионов А. К милому пределу. М, 1992

13. Маслов И. С. Правда как мера таланта. Харьков, 1994

14. Мыреева А. Н. Изображение народного характера в советском романе о деревне в 60-е гг. Якутск, 1987

[1] Золотоссуский И. П. Федор Абрамов: Личность. Книги. Судьба. М, 1986, с. 11

[2] Ларионов А. К милому пределу. М, 1992, с. 85

[3] Земля Федора Абрамова. М, 1986, с. 54-58

[4] Маслов И. С. Правда как мера таланта. Харьков, 1994, с. 94

[5] Галимов Ш. З. Федор Абрамов: творчество, личность. Архангельск, 1989, с. 84

[6] Ларионов А. К милому пределу. М, 1992, с. 64

[7] Золотоссуский И. П. Федор Абрамов: Личность. Книги. Судьба. М, 1986, с. 99

[8] Заглоба В. В. Традиции и новаторство в прозе 60-х-70-х годов. М, 1991, с. 49

[9] Маслов И. С. Правда как мера таланта. Харьков, 1994, с. 49

[10] Земля Федора Абрамова. М, 1986, с. 223

[11] Ларионов А. К милому пределу. М, 1992, с. 102

[12] Маслов И. С. Правда как мера таланта. Харьков, 1994, с. 94

[13] Галимов Ш. З. Федор Абрамов: творчество, личность. Архангельск, 1989, с. 4