Одним из них была, по всей видимости, «Книга Иосиппон» - еврейский хронограф, составленный в 960-е годы в Южной Италии и переведенный в XI веке (?) на древнерусский язык. Там и русь, и славяне упоминались среди потомков Иафета: славяне сидели на Дунае и в сопредельных регионах, русь же, как и в Повести временных лет», обитала в двух местах – на море, рядом с англами и саксами, и на реке «Кива», в которой современный исследователи справедливо усматривают Киев. Иосиппон следовал некоей кирилло-мефодиевской традиции: просветители славян Кирилл и Мефодий не просто осуществляли свою миссию в Моравии на Дунае, который оказывался, таким образом, как бы центром славянских земель. Славянские учителя не могли относиться к варварам, обитающим за пределами цивилизации, за границами империи. Их деятельность была направлена на включение учеников в мир христианской цивилизации.

Для Нестора безусловным фактом было то, что современная ему русь пользуется славянским языком, наследием Кирилла и Мефодия. Чтобы объяснить этот факт, ему нужно было объединить историю руси и «дунайскую» историю славян. Русь была призвана, согласно варяжской легенде, в Новгород и появилась в Киеве с Олегом, по летописной хронологии., лишь в 882 году. Миссия Кирилла и Мефодия относится к 860-м годам. Чтобы как-то увязать эти события, Нестор под 858 годом совмещает сведения о моравских братьях с повествованием о походе угров-венгров мимо Киева на Дунай: получается, что в Киеве уже сидит русь с Олегом, а земля полян, построивших Киев после переселения с Дуная, уже называется Русской землей. Кроме того, русский летописец находит возможность совместить русскую и славянскую историю путем традиционного для средневековой книжности отождествления сходных этнонимов и обозначаемых ими народов. Среди славянских племен Центральной Европы, обретших письменность, Нестор упоминает польских полян; повествуя о том, как венгры появились на Дунае среди «словенского языка» (народов), он перечисляет эти народы: «и морава, и чеси (чехи, и ляхове, и поляне, яже ныне зовомая Русь». Летописец отождествил западных полян с восточными, киевскими, которые в его время уже звались Русью.

Эта находка русского книжника породила целую литературу о полянском происхождении руси и о «двух концепциях» начальной русской истории – «славянской» (славяно-моравской) и «варяжской». «Исконной» считалась славянская концепция; варяжская же объявлялась чуждой, привнесенной в текст в угоду политическим интересам княжеской династии в начале XII века. «Сья-то рука, - пишет академик Б.А. Рыбаков, - изъяла из ПВЛ самые интересные страницы и заменила их новгородской легендой о призвании княжей- варягов».

Чтение летописи, напротив, приводит в выводу, что «дунайская» история славян и «варяжская» легенда записаны одной рукой. Всем памятна летописная формула призвания: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да поидите княжить и володети нами». Так под 862 годом обращаются к варягам-руси чудь, словене и кривичи. Но далее, под 898 годом, в летописи приводится другая легенда о призвании. Славянские князья Ростислав, Святополк и Коцел обращаются к императору Михаилу: «Земля наша крущена, и несть у нас учителя… И послете ны учителя, иже могуть сказати книжные словеса и разум их». Славяне на Дунае и словене на Ильмене, в крайних пределах славянского мира, осознаются и изображаются летописцем как активнмя сила, по собственной инициативе строящая свое государство и культуру.

Исторические основы «призвания» Кирилла и Мефодия очевидцы: славянским князьям действительно приходилось преодолевать византийские стереотипы – отношение к славянам как к варварам – и требовать себе учителей. Под призванием варягов видели по преимуществу закамуфлированное под договорные отношения варяжское завоевание славянских земель. Современные исследователи, однако, обратили внимание на то, что варяжские князья были призваны владеть «по ряду, по праву». Ряд – традиционная для Руси форма договора, заключенная между городом и призванным на стол князем; конечно, этот «ряд» мог быть «сформулирован» летописцем, исходящим из современной ему практики. Однако сама структура ранних летописных текстов свидетельствует о том, что эта аравовая, договорная тема была несравненно более глубокой и значимой для начальной русской истории.

Призванию варяжских князей предшествует информация о дани, которую собирают варяги во словен, кривией и мери, а хазары – со славянских племен Среднего Поднепровья: полян, северян и радимичей. На севере данники восстаю, изгоняют варягов за море, но оказываются не в состоянии сами преодолеть возникшие усобицы и посылают за море к тем же варягам, чтобы договориться о «правовом» порядке. Обычно, со времен академика А.А. Шахматова, это построение считается нелепым: как можно посылать за князьями к изгнанным врагам? Полагали, что легенда о призвании варягов сложилась под влиянием более позднего прецедента. В 1015-1016 годах новгородцы избили варягов-насильников, которых «кормил» в городе князь Ярослав. Последний в отместку казнил лучших мужей-новгородцев; затем же, когда ему понадобилась дружина для похода на Киев, он обратился к новгородцам и дал им «Правду» - закон, регулирующий отношения между княжескими дружинниками – «русинами» и новгородцами – словенами. Эта ситуация – конфликт и последующее его правовое разрешение – оказывается лейтмотивом всей древнейшей русской истории.

Один из центральных эпизодов «Повести временных лет» - столкновение древлян с князем Игорем в 945 году. Князь, разъезжая с дружиной – «всей русью», собирал дань со славянских племен, которых Константин Багрянородный называл «пактиотами», то есть платящими дань по пакту – ряду. После неудачного похода на Византию Игорь решил собрать дань дважды, нарушив ряд. Древляне казнили русского князя как «волка» - преступника, а затем послали к его вдове Ольге сватов, чтобы дать ей взамен убитого мужа своего князя Мала. Этот эпизод можно было бы считать, с современной точки зрения, крайне нелепым и даже диким, но он, очевидно, не казался таковым ни русскому летописцу, ни самой Ольге (в изложении той же летописи). Ольга принимает сватов, но под видом почетного приема расправляется с ними, а затем и с прочими древлянами. Здесь за нормами традиционного («обычного») права скрывается же кофликт между правом первобытным и государственным. Важно, однако, что разрешение конфликта не сводилось здесь к кровной мести за убитого мужа: после расправы над древлянами Ольга проводит правовую реформу государства – полюдье, объезд русской дружиной подвластных славянских земель заменяется системой погостов, в которые свозится дань.

Итак, призвание варягов-руси – это первый акт перехода от племенного права к государственному: племенные границы оказываются открытыми для иноплеменников, первые русские князья садятся в славянских городах на «покорм» в соответствии с рядом. Конечно, в этом периоде русской истории много неясного, начиная с хронологии. По летописи, русь была призвана в 862 году, однако на Царьград, по западным источникам, она ходила уже в 860-ом. В разных вариантах легенды о призвании князья садятся в разных городах: в Ипатьевском списке ПВЛ Рюрик садится сначала в Ладоге, потом в Новгороде; в Лаврентьевском – сразу в Новгороде и так далее. Эти противоречия осложняются еще и тем, что сама легенда о призвании князей связана с мифоэпическим сюжетом, широко бытовавшим в эпоху «великого переселения народов», - о переселении (призвании) племени, возглавляемом тремя (двумя) братьями. Однако фольклорный мотив в летописи уже подчинен истории: легендарные братья Рюрик, Синеук и Трувор садятся в реальных древнерусских городах – Новгороде, Белоозере и Изборске.