Часть 3

Осада Вавилона

(Конфронтация Вавилов – Лысенко)

Если научные исследования ведутся с целью материальных

выгод, они получают эгоистический оттенок… если цель

исследований – стремление к власти, то они могут стать даже

общественной опасностью и привести к ученому варварству.

Р.А. Грегори, «Открытия, цели и значение науки»,

перевод с английского под редакцией Н.И. Вавилова, 1923 год (14, стр.137)

Воевать с «распутиниадой» - самая трудная вещь в нашей жизни…

Н.И. Вавилов, 1938 год

Вопреки названию части работы, я хотел бы начать рассмотрение кризиса советской науки не с лысенковщины, а с несколько более раннего периода. Несмотря на то, что большинство исследователей связывают упадок отечественной генетики преимущественно с именем Т.Д. Лысенко, на мой взгляд, он имеет более глубокие корни. Процесс разложения научного общества являлся одним из факторов становления тоталитаризма в СССР, а Лысенко суждено было стать его символом, но не двигателем.

«Еще в 1930-1931 годах Вавилов не понимал, отчего так быстро бюрократизируется ВАСХНИЛ, почему к руководству сельхознаукой приходят не серьезные ученые, а какие-то малограмотные и крикливые субъекты. Следующие 3-4 года многому его научили. Начали выявлять себя трагические последствия коллективизации, прошла волна арестов среди биологов, агрономов, ветеринаров. Специалистам предстояло держать ответ за развал в сельском хозяйстве. В ВИРе арестовали 18 ведущих сотрудников. Те невинные шалости, которые сходили с рук Николаю Ивановичу во время его заграничных командировок в 20-е годы, берутся на заметку в начале 30-х. возвращаясь из Америки в феврале 1933года, он, как всегда, встретился со старыми друзьями из Пастеровского института, профессором Метальниковым и Безредкой. И тотчас в Москву помчался донос: «Вавилов встретился с белоэмигрантами». По приезде ученого вызвали в ЦК. Вавилов принял известие с недоверчивой улыбкой: «Пустяки все это. В ЦК неглупые люди сидят, разберутся». И хотя мы не знаем какой разговор произошел на следующий день в Центральном Комитете ВКП(б), но зато доподлинно известно, что путь за границу великому путешественнику был заказан навсегда». (14, стр. 111-112)

Вскоре после этого «Правда» резко выступала против ВИРа и его директора. Главное обвинение заключалось в том, что Институт растениеводства якобы не занимается практически полезным делом, не дает стране новых сортов. Мысль о том, что микроскоп вполне пригоден, чтобы им забивали гвозди, была высказана в ЦК партии еще до того, как Лысенко начал свой победоносный поход на теоретическую науку. Вскоре разыгрались события еще более серьезные.

С лета 1934 года в ВИРе шла подготовка к торжественному празднованию – к 10-тилетию института, к 40-летию той лаборатории, на базе которой ВИР возник. К 25-летию научной деятельности его директора. В Ленинграде ждут гостей, в том числе много иностранцев. В ВИР потоком идут приветственные телеграммы от ведущих биологов мира, пришли поздравления от председателя совета министров Турции, от министра земледелия США, Болгарии, Финляндии, Польши. И вдруг за 4 дня до срока торжество без всякого объяснения отменено. Вавилов потрясен. Он пишет письмо Я.А. Яковлеву, бывшему Наркомзему, занимающему пост заведующего отделом сельского хозяйства в ЦК. В Наркомземе новое лицо – Чернов. Вавилов исправляет обращение на «Уважаемый Матвей Александрович» и сам везет письмо для личного вручения наркому. Ответа на него получить так и не удается. Чернов уходит вслед за Яковлевым в тюрьму, в могилу.

«Именно тогда, очевидно, Вавилов понимает, что быть просто хорошим ученым – недостаточно. Недостаточна и та политическая плата, которую он до сих пор вносил для блага своего научного дела. Рождается страшная догадка: в какой-то миг фантасмагория необъяснимых арестов и безрассудных расстрелов может коснуться и его, Вавилова, президента ВАСХНИЛ и члена ЦИК. Он отталкивает от себя ужасный домысел: ведь он ничего не делал такого… А что непозволительного сделал его заместитель по институту, честнейший селекционер В.Е. Писарев? Чем виноваты кристально чистый цитолог Г.А. Левитинский, профессора Максимов, Таланов, Сапегин и десятки других? Еще далек вроде бы 1937 год; еще не знает Вавилов, что заведено на него «Дело», куда подшиты первые доносы. Но тайный страх уже поселяется в сердце бесстрашного путешественника. Он рос, матерел, застилал горизонт. На годы вперед протянулись от него корни-щупальцы к каждому поступку, каждому высказыванию ученого.

Тоталитарный режим оттого и именуется тоталитарным, что каждого даже самого нейтрального гражданина стремится сделать пособником своих преступлений, всех и каждого старается запачкать в крови своих жертв, всех сковать круговой порукой соучастия. Для этого служат массовые политические митинги, на которых гражданина заставляют распинаться в преданности режиму, и «письма протеста» против действительных и фальшивых врагов. Иногда властям нужны, наоборот, - «письма в поддержку», и, как и прочие процедуры, эта превращается в испытание прчности гражданина. Чем выше на общественной лестнице стоит гражданин, тем труднее ему уклониться от порочащих его публичных заявлений. Между тем именно писатели, артисты, ученые наиболее лакомы для чиновника; заявление о верности особенно важно получить от них, от этих сливок общества». (14, стр. 113-115)

Год 1937 был годом непрерывных присяг на верность. 28 января в центральных и республиканских газетах, среди других подобных призывов, появилось письмо, озаглавленное: «Мы требуем беспощадной расправы с подлыми изменниками нашей Родины». Как и все такие письма, сочинение это не содержало фактов, а наполнено было только бранью, угрозами и клеветой. Несомненный интерес представляет список авторов этого сочинения. Публика собралась отменная: химик Бах, растениевод Келер, геолог Губкин, физиолог Сперанский, математик Лаврентьев и . генетик Вавилов. Думал ли этот генетик, что по иронии судьбы ровно через 6 лет, почти день в день, он сам, став врагом народа, будет умирать на тюремной койке?

Другой пример. «В «благостные» 20-е годы молодой генетик Тимофеев-Ресовский обучался в Германии. Вавилов в те годы часто бывал в Берлине, и между двумя генетиками сложились сердечные отношения. После прихода к власти гитлеровцев Тимофеев-Ресовский начал собираться домой, но в 1937 получил из СССР предупреждение, что дома его ждет тюрьма, а может быть, и что-нибудь похуже. Автором записки был Николай Иванович Вавилов». (14, стр. 115)

Таковы два поступка, совершенные ученым в одном и том же году. Такова «тактика и стратегия», к которой принуждал век-волкодав честного человека, вовсе не заинтересованного в личных благах или в успехе на ступенях карьерной лестницы. Эта игра спасала Вавилова от арестов 1937-1938 годов, но время, тем не менее, работало против него. Ему и в голову не могло прийти, что именно Лысенко власти готовят на его место; что малограмотному, но волевому агроному предстоит вытоптать у себя на родине все посевы, выращенные мировой и советской биологической наукой, а затем уничтожить и самих биологов.