На заводе не соблюдались даже элементарные требования техники безопасности. Согласно фабричному законодательст­ву в России иностранцы не могли быть ответственными лица­ми на заводах за состояние техники безопасности. Эти обя­занности мог нести только русский, который давал подписку о том что он отвечает за несчастные случаи. Обычно на эту должность иностранные капиталисты назначали людей, мало­сведущих в технике безопасности, но предоставляли им высо­кую оплату. При несчастном случае, если скрыть его не уда­валось, отвечали по суду не владельцы завода, а это лицо, ответственное за технику безопасности.

Такое положение влекло за собой большое число случаев травматизма на предприятиях. На металлургическом заводе, по весьма преуменьшенным цифрам официальных отчетов, -в 1911 году полностью потеряли трудоспособность из 4787 ра­бочих 227 чел., т. е. около 5°/о. А сколько было рабочих, по­терявших трудоспособность частично.

Следует отметить и то, что промышленники всячески укло­нялись от выплаты пособия даже полностью искалеченным рабочим, а царские чиновники, осуществлявшие контроль и обычно получавшие взятки от промышленников, держали их сторону.

Приводим характерный случай, о котором рассказывает в своих «Воспоминаниях» виднейший русский металлург акаде­мик Павлов, который в начале XX столетия несколько раз расследовал причины взрывов и несчастных случаев на таган­рогском металлургическом заводе:

«Директор таганрогского завода Нев сделал заказ вопровод и газоочиститель котельному заводу «Нев-и К°», т. е. самому себе. Естественно, что приемка и установки была очень снисходительной, — вернее, не было произведено технического испытания установки, пустили газ в газоочиститель, то в нем обнажился затвор, в газоочиститель засосало воздух, отчего произошёл взрыв в топках паровых котлов . Клепка газоочистителя сделана в высшей степени небрежно, и чеканка швов совсем не была произведена; вода из газоочистителя вытекала в то время, пока печь набирала дутье и наполнялся газе очиститель. Отсутствие чеканки было настолько очевидно, что отрицать причину утечки воды было нельзя . тем не я не слышал, чтобы кто-нибудь был привлечен к ответственности этот возмутительный случай взрыва газа».

В 1912 году на том же металлургическом заводе в результате нарушения администрацией даже элементарных правил охраны жизни рабочих, погиб двенадцатилетний мальчик. Произошло это так. Обычно летом проводилась очистка паровых котлов от образовавшейся накипи. Для этой работы нанимали детей, платя им гроши. Чтобы очистить котел, нуж­но было залезть внутрь его через узкий люк и работать полу­лежа. По халатности технического над­зора цеха. в котле не был закрыт люк. Прогудел гудок на перерыв. Почти все разошлись на обед. Один мальчик, лет двенадцати, которому было далеко идти домой, остался в це­хе. Местечком для отдыха он избрал отремонтированный ко­тел; залег туда и уснул. Кончился перерыв, а мальчик все спал. После перерыва мастер отдал распоряжение закрыть люк. напустить в котел воды и затопить его. Котел, в кото­ром спал мальчик, затопили, и там он сварился. Никто не был за это наказан.

За весь 1914 год бельгийские капиталисты, владельцы ме­таллургического завода, израсходовали на пособия рабочим по временной нетрудоспособности 494 руб. 64 коп., а на со­держание полиции и охраны завода—54814 руб. 35 коп.!

Беспощадно эксплуатируя рабочих, капиталисты получали огромные прибыли. По данным В. С. Зива, автора книги “Об иностранных капиталах в русской горнозаводской промышлен­ности”, чистая прибыль Металлургического общества в 1,15 млн. руб. в 1910 году увеличилась до 2,22 млн. руб. в 1913 и до 7,52 млн. руб. в 1914 году.

Большие прибыли обеспечили высокий курс акций Ме­таллургического общества. Так, курс акций, котируемых на брюссельской бирже, по данным Зива, возрос с 409 франков за акцию в 1909 году до 700 франков в 1912 году.

О тяжелом экономическом положении рабочих Таганрога а связи с исключительно большой безработицей, имевшей мес­то не только в годы кризиса, но даже в период промышленного подъема, ярко и красочно рассказывает председатель Прези­диума Верховного Совета СССР Н. М. Шверник в своих вос­поминаниях. В 1911 году, бежав из Петербурга от полицей­ских преследований, он очутился безработным в Таганроге, у ворот металлургического завода: «Перед заводом, — пишет тов. Шверник — открытое поле, покрытое бурьяном. На этом поле расположился своеобразный лагерь. Сюда собрались тысячи полторы людей, пришедших со всех концов России. Здесь и русские, и украинцы, и татары, и греки. Большинство из них в течение ряда месяцев рыскало по всей России в по­исках работы. Выбиваясь из сил, они пришли сюда, к воро­там завода, густо обросшие, грязные, голодные, больные, многие ждали здесь уже неделями. Одежда обносилась, обувь изорвалась . Большинство пришло сюда с последними пятаками в кармане, питались подачками, многие покинули семьи в деревнях, в других городах. Среди разношерстной толпы немало заслуженных квалифицированных пролетариев: прокатчиков, доменщиков, токарей, слесарей и других. Все жаждут работы, все готовы для начала на любые условия. Спрос на рабочую силу невелик . Лежа на бурьяне, люди все время поглядывают на проходные ворота. Вдруг оттуда выходит мастер-иностранец и говорит, что требуется несколь­ко человек для работы в доменном цехе. Сразу встают сотни людей и, толкая друг друга, наперерыв предлагают свои ус­луги, демонстрируя свою физическую силу. Мастер отбирает десяток наиболее крепких силачей, быстро скрывается с ни­ми за воротами, а остальные, понуря головы, остаются снова ждать удачи».

Имея квалификацию лекальщика, Шверник твердо на­деялся получить работу, но, продежурив у завода пять суток, он все же уехал ни с чем.

Но и те, кому удавалось попасть на завод, в частности, молодые рабочие, испытывали много горя. Константин Сте­панович Черненко, старый кадровый рабочий таганрогского кожзавода, рассказывает: «Одиннадцати лет, гонимый нуждой, я решил поступить на кожзавод (в то время его начинали строить); в течение пяти месяцев я ходил для того, чтобы оформиться на работу. В конце концов, был принят: меня, еще мальчика, заставили ломать камень вблизи села Троицкого, грузить его на подво­ды, везти на место стройки и там выгружать. Работать при­ходилось от утренней зари до позднего вечера, а получал за это всего несколько копеек. Потом перевели меня на фабрику ремней — учеником. Но что это была за учеба? Мастер гонял меня за водкой в магазин, заставлял подметать пол. Такая «учеба» продолжалась от 16 до 18 часов в сутки. Чтобы ов­ладеть профессией шорника, пришлось учиться тайком, но од­нажды мастер заметил это и надрал мне уши да еще пригро­зил выгнать с завода. Так прошли три года. Наконец, мастер сделал «снисхождение» (дело не обошлось без «магарыча») и поставил меня, в самом деле. учеником. Учиться приходилось самому, никто не помогал . Чтобы стать шорником, мне по­требовалось, не много, не мало, как десять лет».

Таковы были условия труда и жизни рабочих в капитали­стическом Таганроге.