Д. Бурстин отмечает, что после гражданской войны сформировались специфичные для Америки условия, когда борьба за успех для честолюбивых молодых людей, мечтающих о юридической карьере, зависела не столько от углубленного изучения основополагающих юридических принципах, сколько от внимания к деталям, учета новых нюансах факта и способности договариваться и устраивать дела [5, 82].

Первая реальная возможность выгодной с точки зрения конкуренции деятельности в области юриспруденции была найдена Невадой в такой отрасли права, как развод. Это была сфера издавна существовавших противоречий.

С завоеванием независимости было подтверждено право каждого штата по своему усмотрению принимать закон о разводе. Дух времени, приверженность свободе и ненависть к любой тирании, всколыхнувшие в некоторых частях страны движение за ликвидацию рабства чернокожего населения, побудили дру­гих выступать против домашней тирании и принести освобожде­ние тем (как сказано в одном памфлете, написанном в 1788 году), «кто зачастую соединен вместе в наихудшем из всех воз­можных союзов . освобождение несчастному мужу, находяще­муся под башмаком у жены, или забитой, обижаемой, презираемой жене . Они не только приговорены, как преступни­ки, к своему наказанию, но их наказание должно длиться до са­мой смерти» [5, 89].

Между Революцией и Гражданской войной большинство штатов либерализовали свое законодательство в области разво­да. Если брать ситуацию в целом, то новые штаты, созданные в северо-западной части первоначальной территории США, были либеральнее, тогда как штаты, расположенные вдоль побе­режья Атлантики, отличались более жестким законодательст­вом, причем особенно жесткими были законы в Нью-Йорке и Южной Каролине. Почти во всех штатах происходил процесс упорядочивания и стандартизации бракоразводной процедуры. К 1867 году тридцать три из имевшихся тогда тридцати семи штатов законодательно отменили оформление развода через легислатуру штата. Это был важный шаг на пути к демократиза­ции развода, поскольку ранее «частный акт» законодательного органа штата был инструментом, при помощи которого состоя­тельные и влиятельные граждане получали особые привилегии при разводе. Но оставалось множество различных предписаний на сей счет, так как в рамках федеральной системы брак и раз­вод оставались прерогативой штатов.

Именно федеральная система породила практику «миграци­онного» развода. Состоящий в браке человек, который находил законы своего собственного штата неудобными для себя, вре­менно переезжал в другой штат, чтобы получить развод там. До Гражданской войны, неудачно женившиеся жители восточной части США ехали освободиться от брачных оков на Запад: в Огайо, Индиану, Иллинойс. «Нас затопила толпа обижаемых и обижающих, раздражительных, сладострастных, экстравагант­ных, не подходящих друг другу мужей и жен, как раковину при засоре затопляет грязная вода всего дома», — писала в 1858 году газета «Индиана дейли джорнэл». Хорейс Грили с неодобрени­ем рассказывал о том, как известный житель Нью-Йорка поехал в Индиану, получил развод к ужину «и в течение вечера женился на своей новой возлюбленной, прибывшей туда специально для этого и остановившейся в томже отеле. Вскоре они отправились домой, не нуждаясь более в услугах штата Индиана; а по прибы­тии он представил свою новую жену ее ошеломленной предше­ственнице, которой все это сообщил и предложил собирать вещи и убираться восвояси, поскольку в этом доме места для нее больше нет. И она ушла». В 1873 году легислатура Индианы вве­ла в действие новый жесткий закон, покончивший с миграцион­ным бракоразводным бизнесом штата. Но Чикаго все еще пользовался печальной известностью центра разводов, а брако­разводный бизнес, как и другие виды предпринимательской дея­тельности, вместе с населением стал передвигаться на Запад. Ходили рассказы о том, как специально созванное собрание ру­докопов в Айдахо могло услужить кому-нибудь из своих, торже­ственно расторгнув его брак [5, 90].

Среди благ, которыми соблазняли западные штаты, были расплывчатые формулировки допустимых оснований для разво­дов. Некоторые штаты фактически ввели в действие всеобъем­лющую формулировку, допускающую любую причину, которую суд сочтет подходящей. Таким же важным фактором в конку­ренции в области миграционного бракоразводного бизнеса были неопределенно сформулированные, почти не существующие требования в отношении необходимости проживания на терри­тории штата [13 ,90].

В течение двух десятиле­тий после 1850 года ежегодное число разводов на тысячу жите­лей в Неваде было примерно в десять, а количество браков — в двадцать раз больше, чем в среднем по стране. Уровень разво­дов в Неваде в пять раз превышал соответствующий показатель любого из ее ближайших конкурентов (Флориды, Оклахомы, Техаса, Аризоны, Айдахо, Вайоминга и Аляски); браков же в Не­ваде заключалось в десять раз больше, чем у ближайшей ее со­перницы Южной Каролины [13 ,90].

Викторианские нормы морали разрушались постепенно. Демократизация во всех сферах общественной жизни, бурный рост городов и новых технологий приближали семью к другим общественным институтам, менял и самосознание американских домохозяек. Отныне женщина должна была стать символом статуса своего преуспевающего супруга, как это делали деньги, дом, одежда и прочие неодушевленные предметы. Разница лишь в том, что жена-символ должна была сама заботиться о своем виде. Например, она обязана иметь приятную наружность, уметь удалять следы загара (ведь смуглая кожа – верный признак тяжелого труда), одевать соответственно положению супруга и т. д. [2 , 192] Буржуазная идеология того времени всячески поддерживала представление об «истинной леди», всячески сопротивлялось распространению идей тех американок, которые призывали вести борьбу против женского угнетения и бесправия. Буржуазный моралист О. Браунсон, печатавшийся в женских журналах того времени, уверял, будто точно осведомлен о психическом складе истинной леди: женская независимость – абсурдная вещь, - заявлял он, - лишь подчиненная женщина может стать компаньоном, создателем уюта, ангелом-хранителем [31].

В городах новые грандиозные торговые центры пришли на смену старым маленьким и патриархальным магазинам. Точно так же как огромные американские отели заменили гостиницы Старого Света. С появлением больших магазинов и отелей у жителей новых американских городов развивалось чувство собственного достоинства и важности. Хождение в магазины и покупка товаров становились привычным явлением – свидетельством зарождения новых общественных отношений в новой Америке. Универсальные магазины и отели были своего рода символами веры в будущее растущих сообществ.

С самого начала XIX века отели служили общественными информационными центрами. В регистрационном журнале, в графе «примечание» предоставлялась возможность вписать несколько строк, рекомендующих свой товар, либо высказать взгляд на деловую жизнь страны. «Дж. Сквайерс с женой и двумя детьми, - зарегистрировался постоялец отеля «Трентон-фолз» в Нью-Йорке. Следующий постоялец подписался следующим образом: «Дж. Дуглас со слугой. Без жены и детей – уж больно трудные времена» [7, 182-183].