Познание часто отождествляется с рационализацией. И рационализация занимает большое место в познании. Но всякая ра­ционализация не есть только объективация, т. е. отчуждение, но есть также достижение «общего», вместо «общения» и приоб­щения. Много раз указывали на то, что от рационального поз­нания ускользает индивидуальное. Мы видели уже, что объекти­вация есть разобщение. Но это разобщение утверждается в общем. Познание ставит проблему иррационального и неизбежно упи­рается в проблему иррационального. Немецкая философия с осо­бенной остротой ставила проблему иррационального и была попыт­кой рационального познания иррационального. На иррациональ­ную тайну должен быть брошен свет разума. В этом своем великом деле разум совсем не обязательно должен действовать рационализирующе. Разум не есть только ratio, в разуме есть также Логос. Признание границы разума во встрече с иррацио­нальностью бытия, парадоксальности и противоречивости перед тайной бытия есть показатель не только слабости разума и поз­нания, но также и их силы. И наибольшая слабость разума об­наруживается именно в рационализации, ибо рационализм не в силах трансцендентировать, в рационализме разум не в силах перейти за собственные границы, возвыситься над собой. Между тем как в этом трансцендентировании вся сила разума, высшее достижение познания — docta ignorantia *, апофатическое позна­ние 37. В познании неизбежно есть не только имманентный, но и трансцендентный элемент. Но самое трансцендентирование— имманентно познанию, есть познавательный акт. Объективация есть рационализация в том смысле, что она продукты мысли (напри­мер, субстанция, универсалии и т. п.) принимает за реаль­ности. В объективации и рационализации мысль не трансцендирует к иррациональному и индивидуальному, т. е. к существо­ванию и существующему. И важнее всего установить два типа поз­нания — познания, как объективации, как рационализации, не трансцендирующей границ разума и достигающей лишь общего, и познания, как бытия и существования, в котором разум трансцендирует к иррациональному и индивидуальному, как общения и приобщения. Эти два типа познания всегда существуют в истории человеческой мысли. Познание может быть рассматриваемо в двух разных перспективах — в перспективах общества, сообще­ния в общем, т. е. объективации, и в перспективах общения, т. е. приобщения к существованию, погружения в индивидуаль­ное. Это и есть главная моя тема. Объективированное познание, не желающее знать экзистенциального субъекта, есть всегда со­циализация познания, и мы увидим, что его общеобязательность носит характер социальный и зависит от степени общности. Социо­логия познания должна быть еще создана **. Но социологию тут нужно понимать совсем не так, как ее понимает позитивизм. Наоборот, эта социология есть метафизическая дисциплина, она ставит проблему общества, общности и общения, как предельную проблему бытия. Бытие есть или общение и приобщение или об­щество и сообщение. Идея совершенной рационализации и социа­лизации всех сфер жизни через науку есть ложная и совершенно антихристианская идея. Тут наука понимается как сиантизм, как универсализация известных ступеней и форм познания, имеющих лишь частичное значение. Невозможно достижение единства, монизма на почве наукообразного знания и организованных форм общества. Это означало бы достижение единства вне тайны чело­веческого существования или в существовании, окончательно выб­рошенном в мире, окончательно объективированном и отчужден­ном. Достижение окончательного единства, разрешающего все противоречия и антиномии человеческой мысли и человеческого общения, достижимо лишь апофатически, как апофатическое познание Абсолютного, или общение в Боге и царстве Божьем. По сю сторону при катафатическом мышлении 38 о Боге, при жизни в объективированном обществе остается дуализм, борьба двух на­чал, противоречие, трагизм. Вся проблема в том, мыслимо ли достижение окончательного единства, гармонии, общности лишь на высшей ступени, что есть апофатика, или оно мыслимо и на низших ступенях, что есть катафатика, как утверждает рациона­лизм, позитивизм, сиантизм, коммунизм. Тут проблема познания и проблема общества тесно связаны. Маркс прав был, когда это утверждал. До сих пор философия не обращала достаточного внимания на связь проблемы познания с проблемой общества, со ступенями общения или делала это в форме социологического позитивизма и исторического материализма, придавая социологии значение универсальной науки. Но проблему социологии познания нужно поднять на высшую метафизическую ступень. Познание связано со ступенями сознания, ступени же сознания связаны со ступенями общности. Познание есть расширение нашей общности. Подлинная же общность достижима лишь внутри подлинного существования, т. е. как общение, а не только как объективирован­ное общество. Общение принадлежит к царству духа, а не к цар­ству природы. И в нем познание приобретает иной характер. Человек иначе относится к другому человеку, если он знает его внутреннее существование, знает его, как «я», или как «ты», а не как объект. В этой перспективе и общность познания иная. Фило­софия, в сущности, всегда имеет дело с человеком в его внутрен­нем существовании и потому должна познавать с точки зрения человека. Открывающиеся нам вещи и объекты не раскрывают нам смысла, смысл сообразен с познающим субъектом, он лежит в существовании. Поэтому познание смысла находится вне рациона­лизации как объективации. Познание раскрывается из недр бытия и причастие существованию. Но в бытии падшем происходит объективация, в которой закрывается существование. Для знания существование начинает раскрываться снизу, а не сверху,— у Маркса, как голод, экономика, у Фрейда, как похоть, пол, глубже у Гейдеггера, как забота и страх. Сверху существование раскры­вается как дух. Величайшая тайна познания в том, что возможно познание материальных вещей и предметов, когда познание по природе своей не материально. Эта проблема стояла перед Фомой Аквинатом, как проблема интеллекции. Но проблема разрешима, только если признать, что познание бытийственно, что в нем про­светляется тьма бытия, что оно способно мир объективированный взять внутрь духа. Вера в непреложность законов природы, вос­ходящая к греческой геометрии, есть вера в разум, заложенный в природе, т. е. в духовность природы. Но тут духовность объективируется и нас давит. Эта объективированная духовность должна быть взята внутрь нашего существования и понята как судьба нашего существования. «Законы природы» есть лишь судь­ба человека. Употребляя выражение «экзистенциальный субъект», мы употребляем еще гносеологическую терминологию. Это не окончательная терминология. Окончательная экзистенциальность достигается лишь тогда, когда субъект превращается в челове­ческую личность. Экзистенциальная философия есть персоналистическая философия. Познает человеческая личность, и мы стоим перед вопросом, есть ли познание ее творческий акт и пред­полагает ли оно ее свободу.

Бердяев Н. А. И мир объектов. Опыт

философии одиночества и общения.